Выполняя это распоряжение, командование фронтовых частей и подразделений разгоняло братавшихся ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем, отдавало участников братаний под суд.
Временное правительство, Верховное командование и командование Западным фронтом в борьбе с братаниями широко использовали пропаганду политических партий и возглавляемые их представителями Советы и войсковые комитеты, осуждавшие братания. Например, назначенный в дни апрельского правительственного кризиса Военным министром А. Ф. Керенский в середине мая в телеграмме главнокомандующим фронтами просил «предложить всем начальникам и войсковым комитетам объявить в приказах и разъяснять солдатам, что братание с противником совершенно недопустимо и осуждено как настоящим составом Временного правительства, так и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов и всеми другими, съездами крестьянскими Юго-Западного, Румынского и всеми другими». Военный министр считал «полезным тексты здоровых, ведущих на усиление мощи армии постановления съездов не только отдавать в приказах, но размножать в большом количестве экземпляров раздавать солдатам», так как было «признано необходимым воспользоваться всеми авторитетными голосами, чтобы привить армии здоровые и правильные понятия о долге перед свободной родиной»[170]. По приказанию главнокомандующего Западным фронтом текст телеграммы передавался в штабы армий фронта, а последними – командирам корпусов, армейским комитетам, всем учреждениям и управлениям для немедленного исполнения.
Единственной партией, поддерживавшей братания, была РСДРП(б), которая видела в них один из путей распространения революции на другую сторону линии фронта. Под влиянием большевиков и с их участием со второй половины апреля братания становились более организованными, с политической направленностью.
Солдат-окопников братания привлекали, прежде всего, своей практической стороной – обоюдным снижением боевой активности противоборствующих сторон, надеждой на приближение конца войны. По словам участника событий большевика, поручика 722-го пехотного Салтыково-Неверовского полка А. М. Пыжова, братания поражали своей «практической очевидностью и бескровностью»[171]. Солдат 220-го пехотного Скопинского полка В. Перцев в ответ на пропаганду политических партий, в письме в Петроградский Совет прямо заявил: «Говорят о вреде братаний с немцами. Хорош вред: в течение трех месяцев мы не понесли ни одной человеческой жертвы!»[172]. О братаниях с противником, направленных на снижение боевой активности и сохранение человеческих жизней, сообщил в письме в Петроградский Совет солдат 678-го пехотного Шексненского полка И. Яковлев[173].
Со второй половины мая 1917 г. в условиях применения репрессий против братавшихся, подготовки наступления на фронте, развернувшейся агитационно-пропагандистской кампании политических партий, направленной на обеспечение наступления, число братаний на Западном фронте пошло на спад. Об этом свидетельствовали сводки командования, отмечали в своих выступлениях на проходивших в этот период армейских и корпусных съездах делегаты с мест.
Подготовка наступления на фронте требовала повышения активности командования по укреплению дисциплины в войсках, приведению их в боевую готовность. С этой целью проводились учебные занятия по совершенствованию боевых приемов, инженерные работы по восстановлению старых и строительству новых позиций и укреплений, принимались меры по повышению дисциплинарной ответственности в войсках, для чего вводились дисциплинарные суды.
Осуществление этих мероприятий во многих случаях воспринималось солдатами болезненно и проходило в напряженной морально-политической обстановке. Имели место отказы солдат в составе целых рот, батальонов и даже полков от выполнения приказов командиров выйти на занятия по боевой подготовке, на работы по строительству новых и ремонту старых позиций и укреплений. Там, где работы производились, их результат не отвечал необходимому качественному уровню. Об этом командованием неоднократно отмечалось в рапортах, донесениях и сводках.
Чтобы добиться выполнения приказов, командование почти во всех случаях стремилось заручиться поддержкой комитетов, требуя от них «принятия мер к установлению порядка на работах», способствовать успешному их выполнению путем нравственного воздействия на солдат[174]. Кроме этого, командиры многих частей и соединений, некоторые комитеты обращались к руководству Петроградского, Московского, Минского Советов, Верховному командованию с просьбой прислать агитаторов для воздействия на солдат, чтобы призвать их повиноваться командирам и начальникам, выполнять все мероприятия по подготовке наступления на фронте.
Верховное командование реагировало на обращения с мест. По указанию Верховного главнокомандующего А. А. Брусилова на Западный фронт во второй половине мая направлена черноморская делегация из 64 человек – офицеров, матросов, солдат и рабочих. 10 июня главкомзап просил Военного министра направить на Северный и Западный фронты делегатов Петроградского Совета. Для поднятия боевого духа войска фронта посетили Военный и морской министр А. Ф. Керенский и Верховный главнокомандующий А. А. Брусилов. Для морально-политического воздействия на солдат на Западный фронт приезжали представители английской лейбористской и французской социалистической партий.
Действия командиров и начальников, настаивающих на выполнении солдатами частей и подразделений отданных приказов, привели к еще большему обострению взаимоотношений и враждебности, а в ряде случаев – окончательному выходу из повиновения, которое завершилось арестами и отстранением от командования. Попытки комитетов оказать моральное влияние на солдат, призвать их к повиновению, к выполнению приказов командования часто заканчивались неудачей. Солдаты начинали не доверять комитетам, считая их пособниками командования. Об этом отмечалось в донесениях и сводках штабов, в рапортах командиров.
Кульминацией в развитии событий явились действия командования, направленные на выполнение приказа Военного министра от 16 июня 1917 г. о наступлении, развернувшаяся вокруг этого агитация политических партий и бурная реакция на эти мероприятия солдатских масс.
Приказ о наступлении широко обсуждался на многолюдных митингах, на которых солдаты высказывались не только против наступления, но и впервые в массовом порядке открыто заявили о своем недоверии Временному правительству. Такие митинги состоялись в 3-м коренном парке, 675-м пехотном Конотопском и 700-м пехотном Елатомском полках на Западном фронте. Многолюдные антивоенные митинги и демонстрации с участием солдат состоялись в тыловом районе фронта – в городах и местечках Беларуси: Минске, Гомеле, Орше, Несвиже, Двинске и др.
Антивоенные и антиправительственные настроения солдат со всей силой проявились в дисциплинарных проступках – солдаты в составе целых полков и даже дивизий отказывались выполнять приказ занять позиции. Так поступили дивизии 2-го Кавказского корпуса, 169-я пехотная дивизия 1-го Сибирского корпуса. Не подготовленными к наступлению из-за нежелания солдат воевать были части 20-го армейского корпуса и 9-й пехотной дивизии. Только под угрозой разоружения и расформирования 28-я и 29-я пехотные дивизии 20-го корпуса заняли исходные позиции[175].
По причине нежелания солдат воевать сроки запланированного Ставкой наступления войск Западного фронта неоднократно переносились. Начавшись 9 июля на участке фронта, занимаемом 10-й армией, наступление потерпело неудачу, принеся тысячи новых напрасных жертв и вызвав новый прилив массового недовольства в армии и стране.
Таким образом, несмотря на попытки оградить армию от политики, уже с первых дней победы Февральской революции части и подразделения армий Западного фронта стали испытывать политизацию. Последняя оказывала свое влияние на армию как извне (через направляемых в войска делегатов Государственной Думы, Петроградского, Московского, Минского и других Советов, а также через периодическую печать, письменную корреспонденцию и другими путями), так и изнутри (путем агитационной пропаганды вышедших из подполья представителей политических партий, находившихся в войсках).
Принадлежность агитаторов и пропагандистов к разным политическим партиям, их зачастую диаметрально противоположные политические взгляды, неоднозначное видение решения проблем государственного устройства, проведения политической, экономической и военной реформ будоражили войска, находя в них своих сторонников и противников, раскалывали их по социально-классовому принципу. Несмотря на настойчивые призывы командования, Советов и войсковых комитетов, агитаторов (кроме большевиков) к единению офицеров и солдат, укреплению дисциплины и боеготовности с целью успешного продолжения войны, дифференциация продолжалась с нарастающей силой.