В сложившейся ситуации Временное правительство, Военное министерство, Ставка Верховного главнокомандующего и командование фронта поощряли пропаганду в войсках прежде всего представителей буржуазных партий, которые пропагандировали необходимость продолжения войны до победного конца. С этой целью Временным правительством уже в марте на Западный фронт были командированы члены Государственной Думы кадеты Н. Н. Щепкин, Ф. Д. Филоненко, Н. О. Янушкевич и др. Командование фронта благоприятствовало их поездкам, организовывало встречи в частях и соединениях[161].
Для агитационной пропаганды штаб Западного фронта направлял в войска группы агитаторов из служащих Всероссийского земского союза, других тыловых учреждений, в основном меньшевиков и эсеров. Такие поездки, как правило, использовали и большевики для пропаганды своих взглядов. 22 марта в составе одной из таких групп, направленных штабом фронта по рекомендации Минской офицерско-солдатской комиссии, в части 3-й армии выехали большевики М. Михайлов (М. В. Фрунзе), И. Г. Дмитриев, С. Г. Могилевский. В конце марта на фронт была направлена группа из 16 агитаторов, в их числе большевики Н. И. Кривошеин, И. Г. Дмитриев и С. Г. Могилевский. Согласно выданному штабом фронта удостоверению, агитаторам разрешалось пребывать на фронте в течение двух недель[162]. В своих выступлениях меньшевики и эсеры призывали к продолжению оборонительной войны в защиту революции и свободы, большевики – к прекращению империалистической войны, к немедленному заключению справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций на основе права свободного самоопределения народов.
Отношение к пропаганде политических партий в войсках фронта не было однозначным. К агитации и пропаганде буржуазных партий с одобрением и поддержкой относились генералитет и офицерство (особенно высшее), артиллерийские части и казачество. Основная солдатская масса фронта не доверяла буржуазной пропаганде, прежде всего, по причине пропаганды лозунга «Война до победного конца» и нападок на Петроградский Совет. Им больше импонировал лозунг, пропагандируемый партиями революционной демократии, – «Война в защиту революции и свободы».
Большую роль в политизации армии играла периодическая печать разных политических партий. Достоинством данного источника был громадный объем информации, а недостатком – ее «многоцветность» и противоречивость. Каждая партия подавала ее со своих политических позиций, с точки зрения того класса общества, интересы которого она выражала. Уже к июню 1917 г. на фронт поступало до 50 наименований газет и листков. Наиболее известными из них были кадетская «Речь», эсеровская «Дело народа», меньшевистские «Рабочая газета», «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», другие газеты, которые в основном оправдывали политику Временного правительства продолжения войны. Диссонансом являлись лишь большевистские газеты «Правда», «Окопная правда», «Солдатская правда», пропагандировавшие прямо противоположную кадетам, эсерам, меньшевикам, энесам и другим партиям политическую линию.
Значительную роль в политизации войск сыграли войсковые комитеты. Несмотря на стремление командования ограничить деятельность комитетов рассмотрением хозяйственно-бытовых вопросов, на их заседания выносились и рассматривались также и политические вопросы: о текущих событиях, об отношении к Временному правительству и Петроградскому Совету, о братании с противником, о наступлении и многие другие.
Масштабностью и эффектом политического влияния на солдатские массы фронта отличались собрания, митинги и демонстрации, проходившие в прифронтовой полосе и насчитывавшие от нескольких сот до десятков тысяч участников. Неслучайно с ними командование во многих случаях связывало упадок дисциплины и возникавшие эксцессы в частях и подразделениях. Например, командир 61-го Сибирского стрелкового полка 1-го Сибирского корпуса полковник Травников считал, что первое проявление волнений в полку, выразившихся в попытке его ареста, было связано с возвращением «из местечка Красное солдата Лихолетова, где он был на митинге и где, как обязательное, приняли приказ № 1 Петроградского Совета рабочих депутатов»[163].
Огромное значение в политизации войск сыграли Советы рабочих и солдатских депутатов. Уже в первые дни после их создания Советы направляли в войска своих делегатов для проведения агитационно-разъяснительной работы. Солдаты, считая Советы рабочих и солдатских депутатов органами революционно-демократической власти, видели в них выразителей своих интересов. Особой популярностью у солдат и демократически настроенных офицеров на Западном фронте пользовались Петроградский, Минский, а также Московский, Киевский и другие Советы. Нередко, не доверяя пропаганде буржуазных партий и их прессе, солдаты обращались за разъяснением вопросов политической и государственной жизни, прежде всего, в Петроградский и Минский Советы, направляя туда делегатов, просили прислать агитаторов или литературу[164].
Набиравший темпы процесс политизации армии охватывал все новых и новых субъектов – солдат и офицеров, каждый из которых в зависимости от своего индивидуального сознания, социальной принадлежности занимал политическую позицию. Все это, несмотря на призывы командования, агитаторов всех политических партий (кроме большевиков) к единению офицеров и солдат во имя укрепления дисциплины и боеспособности, приводило ко все большему их разобщению, росту недоверия солдат к командно-офицерскому составу, падению дисциплины в войсках и их боеспособности. Об этом неоднократно с тревогой заявляли командиры и начальники всех степеней. «Положение в армии с каждым днем ухудшается, поступающие со всех сторон сведения говорят, что армия идет к постепенному разложению», – отмечал в середине апреля 1917 г. Верховный главнокомандующий генерал М. В. Алексеев в своем письме Военному министру А. И. Гучкову[165].
Одним из факторов, свидетельствующих о разложении русской армии, был рост случаев дезертирства солдат. Имевшее место до Февральской революции и почти прекратившееся, по сообщениям командования, в первые дни после ее победы, с середины марта дезертирство набирало темпы и становилось массовым явлением[166].
Верховное командование было обеспокоено ростом дезертирства. Генерал М. В. Алексеев в письме Военному министру от 16 апреля 1917 г. считал дезертирство злом, «с которым необходимо начать борьбу теперь же, так как нет возможности далее откладывать этот острый вопрос…» Он требовал «решительных мер – лишение семей дезертиров прав на получение пайка, права участия в выборах в Учредительное собрание, на какое-либо земельное улучшение в будущем и т. д.»[167]
Командование Западного фронта направило свои усилия на борьбу с дезертирством. С этой целью в ближайшем к фронту тыловом районе были организованы разъезды из казаков для патрулирования и задержания ушедших с передовых позиций солдат. В борьбе с дезертирством командование применяло разные меры – от дисциплинарных до морально-психологического воздействия. За дезертирство солдат отдавали под суд, фамилии дезертиров публиковались в печати для предания широкой огласке, о них сообщалось по месту жительства родных, к которым также применялись дискриминационные меры.
Кроме того, к борьбе с дезертирством командование стремилось привлечь войсковые комитеты. Последние, по признанию командования, принимали «энергичные меры к предупреждению случаев дезертирства солдат…, разъясняя им весь вред и позор этих поступков»[168]. Имевшие место случаи дезертирства, как правило, рассматривались на заседаниях войсковых комитетов, в принятых резолюциях намечались меры морального воздействия на солдат.
Политизация армейской жизни, межпартийная борьба за влияние на солдатские массы, вызванное этим падение дисциплины в войсках сопровождались понижением их боеготовности, ростом антивоенных настроений. Наиболее ярким показателем этого являлось братание на фронте солдат русской армии с солдатами противника. Имевшее место на Западном фронте и до Февральской революции, после ее победы братание получило тут значительное развитие. Примерно до середины апреля 1917 г. оно носило стихийный характер и сводилоcь в основном к обмену листовками и меновой торговле предметами солдатского быта. Верховное командование и командование фронта преследовали братание. Генерал М. В. Алексеев 30 марта в телеграмме главнокомандующим фронтами предписывал: «Единственный ответ на попытки противника вступить в переговоры … является огонь, прочее будет считаться изменой»[169].
Выполняя это распоряжение, командование фронтовых частей и подразделений разгоняло братавшихся ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем, отдавало участников братаний под суд.