Такой роскоши при моей нынешней жизни я позволить себе не мог, зато хорошо знал хозяйку клуба — очень полную женщину с толстыми, как сосиски, пальцами и походкой вперевалочку, которая лет тридцать назад могла казаться сексуальной. Флиртовать с мужчинами ей было уже поздно, но она все равно флиртовала и была страшно благодарна за знаки внимания. Уверен, свободных месту «Альфи» сегодня не будет, зато я всегда могу рассчитывать на место в сердце Мамы, как я в шутку называл хозяйку.
Клуб находился в Роппонги, и я решил поехать на метро, не забывая об элементарных мерах безопасности. Перед тем как выйти из вагона, как обычно, выждал, пока не опустеет платформа. Кажется, за мной никто не следит, значит, со спокойным сердцем можно окунуться в ночную жизнь города.
Роппонги — больше чем просто район Токио. Это пряный коктейль из денег, секса и культур самых разных народов. Здесь полно проституток из Европы, приехавших в Японию, чтобы стать моделями. Ярко накрашенные, в туфлях на высоком каблуке, они лениво прохаживаются перед витринами бутиков, надеясь поймать клиента пожирнее. Лица у них пустые и надменные, а вид жалкий. На их фоне особенно хороши японские девушки с гладкой загорелой кожей и длинными волосами, похожими на крылья хищных птиц. Это приживалки. В обмен на любовь богатые бойфренды дарят им сумочки от Виттона и костюмы от Шанель. Дотошные иностранцы продают все, что угодно: от иголки до слона, а бойкие старушки дергают за рукав прохожих, упрашивая «сфотографироваться для семейного альбома». Кто-то сломя голову несется по улице, будто в Роппонги есть куда спешить, а некоторые, наоборот, фланируют, словно ожидая появления знаменитости. Хищники и жертвы — все холодные и насквозь фальшивые.
Клуб «Альфи» находится слева от станции, но я взял за правило подходить к нему с другой стороны, делая огромный крюк. Зазывалы уже были на местах, протягивая листовки, на которые я не обращал никакого внимания. Спустившись по Гайенхигаси-дори, я оказался перед кафе «Миндаль», а затем свернул в проулок, параллельный Роппонги-дори.
Мимо проехал красный «феррари» — живое напоминание о бурных временах, когда богачи скупали полотна импрессионистов, в которых ничего не понимали, и земельные участки в странах, о которых никто не слышал. О, канувшая в Лету эпоха дорогих вин, выпивавшихся за один вечер, миллионных ставок на лошадей и фамильные драгоценности, которые мужчины дарили прекрасным дамам, при этом желая остаться неизвестными!
Срезав на Роппонги-дори, я вошел в здание, где находился клуб, и на лифте поднялся на пятый этаж.
Как я и предполагал, перед дверью в клуб «Альфи» толпились люди. Сама дверь была замечательная: вся оклеенная афишами, причем не только новыми, но и совсем старыми, на которых рекламировались концерты, проходившие в клубе несколько лет назад. Парень с зализанными гелем волосами проверял приглашения. «Как вас зовут?» — спросил он, как только я вышел из лифта. Выслушав признание, что на мое имя место не заказано, контролер тут же потерял ко мне интерес. Пришлось соврать, что на концерт я не пойду, а в клуб пришел для того, чтобы встретиться с Мамой. Не соблаговолит ли милый юноша ее позвать? Скажите, что старый друг... Парень кивнул и скрылся за дверью. Через пару минут ко мне вышла Мама. Вид у нее был довольно решительный. Похоже, она приготовилась дать по-японски вежливый, но твердый отказ очередному любителю джаза. Потом она увидела меня, и на широком лице тут же заиграла улыбка.
— Джун-сан! Сколько лет, сколько зим! — воскликнула Мама, сметая с юбки невидимые пылинки.
Джун — это сокращенное Джунучи, именно так звучит мое японское имя, превращенное американцами в Джона.