Об этом свидетельствует Эрнест Ансерме: «Надо сказать, что на все эти попытки он потратил изрядные средства, поскольку некоторые посредники требовали солидного вознаграждения. Все его планы и замыслы на этот американский сезон зависели от возвращения Нижинского, равно как и Карсавиной»[174]. Сергей Григорьев еще более категоричен: «Не будь Дягилева, Нижинский никогда бы не оказался на свободе и не смог уехать в Америку»[175].
Флора Реваль, представленная в американской прессе как открытие Леона Бакста
Ансерме отметает подозрения в двуличии директора «Русского балета». «Зачем ему было столько месяцев ломать комедию, к чему вкладывать столько денег? Когда пришлось признать очевидный факт, что ни Нижинский, ни Карсавина не смогут прибыть к дате предполагаемого начала турне, отступать было уже поздно. Слишком много труда и денег было на него потрачено»[176].
Несмотря на, мягко говоря, смешанные чувства, которые Дягилев отныне питает к Нижинскому, он пускает в ход все[177]. Используя свои многочисленные связи – в частности, через маркизу де Рипон и графиню Греффюль, – он добивается содействия со стороны короля Испании, царицы Александры Федоровны и вдовствующей императрицы Марии Федоровны.
Флора Реваль
Обмен пленными вот-вот состоится. Однако австрийская сторона выдвигает неприемлемые требования. Цена свободы одного танцовщика – освобождение пятерых офицеров венского Генерального штаба. Судя по всему, вступиться за танцовщика, исповедующего католицизм, соглашается даже Папа Римский[178].
Хлопочет, в свою очередь, и президент «Метрополитен-оперы» Отто Кан, человек менее известный, но безусловно влиятельный. Турне связано со слишком большим риском, нужно попытаться использовать все возможные преимущества.
Но прояснению ситуации отнюдь не способствует судебный иск, поданный Нижинским против Дягилева. Танцовщик требует полмиллиона золотых франков в счет невыплаченной зарплаты. Позже Станислав Трубецкий с недоумением отзовется об этих притязаниях: по его словам, до разрыва с Дягилевым Нижинский жил на его содержании. Дягилев оплачивал его счета из гостиниц и от портного, обеспечивал ему роскошную жизнь. «Кроме того, он переводил значительные суммы на банковский счет артиста»[179]. Так что последний не только не нуждался, но и сколотил себе известное состояние. «Однажды случилось даже, что Дягилев, стесненный в средствах, вынужден был занять семнадцать тысяч франков у Нижинского, чтобы заплатить артистам; я лично возвращал ему эту сумму»[180].
На роли, которые исполняла Карсавина в «Шехерезаде» и «Клеопатре», Дягилеву нужна танцовщица-мим с величественной внешностью. Выясняется, что Бакст, посетив в сезоне 1914–1915 гг. оперу «Тоска» в женевском Большом театре, приметил молодую красивую певицу Флору Реваль. Ему довелось с ней познакомиться и даже нарисовать ей костюм. На вечере памяти Массне в «Лозанн-Палас» 7 октября 1915 года Флора Реваль одета именно в его костюм. На том же гала-концерте, устроенном в благотворительных целях и в помощь раненым французам, публика рукоплещет также м-ль Дюпре из «Театр де ля Монне» и г-ну Дютиллуа из «Опера-Комик».
Присутствует ли на концерте Дягилев, неизвестно. 5 октября он еще находится в Париже. Однако контакты между ними завязываются в ноябре. Зачем искать балерину на мимическую роль? Разве не играла в Париже роль жены Потифара в «Легенде об Иосифе» певица Мария Кузнецова? Внешность Флоры Реваль, ее удлиненный силуэт идеально ему подходят. Молодая женщина, протеже Бакста – американская пресса, впрочем, представит ее как его «племянницу» – взята в труппу в качестве примы-балерины.
Флора Реваль состоит в труппе женевского Большого театра. Ее отъезд в разгар сезона означает разрыв контракта. Поэтому Дягилев согласен заплатить неустойку, которую может потребовать директор театра Константен Бруни. Любопытно, что ангажемент Флоры Реваль подписан в Париже только 31 декабря 1915 года. На следующий день «Русский балет» уже садится на корабль в Бордо!
Флора Реваль
(1889–1966)
Музыкальная карьера Флоры Эмилии Трейхлер, известной под именем Флора Реваль, начинается по окончании Парижской консерватории по классу пения. С 1914 года она исполняет в женевском Большом театре все ведущие партии для сопрано: Маргариты в «Фаусте», Мюзетты в «Богеме», Флории Тоски, Таис…
Благодаря ангажементу у Дягилева ее карьера приобретает международный характер. По окончании турне она остается в США и спустя несколько месяцев присоединяется ко второй группе «Русского балета», которой руководит Нижинский (октябрь 1916 – февраль 1917 гг.) Она даже снимается в двух фильмах. А главное, надеется продолжить свою карьеру певицы в «Метрополитен». Но судьба распоряжается иначе. Только в Женеве Флора Реваль возвращается к своему изначальному призванию. С 1921 по 1935 гг. она живет в Италии, в Риме и Милане; ей доводится выступать вместе со знаменитым тенором Беньямино Джильи. Она поет также в Египте и в Латинской Америке. После двадцатилетней карьеры она покидает сцену и возвращается в Женеву, где выходит замуж[181].
Под конец года время, казалось, ускоряет свой бег. Каждому достается вдвойне. Не может быть и речи о том, чтобы «Русский балет», с его многочисленными новичками, разучивающими роли, целым новым спектаклем – «Полуночным солнцем» – и готовящейся новой версией «Садко», отправился в Соединенные Штаты без обкатки. Труппа не выступала на публике с лета 1914 года. Дягилев подумывал о серии из пяти выступлений в Женеве в сентябре 1915 года[182]. Но этот замысел оказался, по-видимому, излишне оптимистичным. В сентябре показывать труппу было нельзя.
Ему подворачивается возможность перед отъездом «Русского балета» в Нью-Йорк принять участие в большом гала-концерте в парижской Опере. Он соглашается, но предусмотрительно устраивает прогон в женевском Большом театре. Ему как никогда нужно сохранить свою былую репутацию. Многие хотят воспользоваться славой «Русского балета». Дягилеву очень не нравится, что пара никому не ведомых танцовщиков, выступающих 1 декабря 1915 года в «Театр де Лозанн», прикрывается названием его знаменитой антрепризы.
Действительно, местная пресса публикует анонсы спектакля «Классического танца», который дают г-н Диего Винценти из «Русского балета», «чей замечательный талант сравнивали с гением Нижинского»[183], и графиня де Вильнёв, «достойная партнерша гениального танцовщика»[184]. Их программа включает, в частности, «Призрак лилии» на музыку «Приглашения к танцу» Вебера. В «Русском балете» эта музыка подсказала Фокину «Призрак розы»…
Есть все основания полагать, что реакция Дягилева отнюдь не ограничилась улыбкой. Действительно, когда в следующем сезоне Диего Винценти под ручку с графиней де Вильнёв вновь приедет в Лозанну, он позаботится о том, чтобы обнародовать в прессе уточнение: «Г-н Диего Винценти, который вскоре исполнит свои новые, только ему принадлежащие творения, имеет честь уведомить публику, что он вправе именоваться первым танцовщиком «Русского балета» и миланского «Ла Скала». В то же время он напоминает, что никогда не состоял в петербургской труппе под руководством г-на Сергея Дягилева»[185].
В конечном счете Дягилеву с помощью Григорьева, помощника Григорьева Кремнева и Больма удалось подготовить репертуар. Из всех задуманных спектаклей показать можно будет только один – «Полуночное солнце». Счастливые дни, проведенные в Лозанне, подходят к концу. Мясин сохранит о них самые теплые воспоминания, хотя ему, наверное, порой не хватало итальянского солнца. Стравинский посвятит свои «Кошачьи колыбельные» Гончаровой и Ларионову. Гончарова подарит Мясину две акварели, созданные в Уши. На обороте «Бегства в Египет» она напишет: «На память о нашем пребывании и работе в «Бельрив», 1 декабря 1915 г… Словно весенний день»[186].
«Полуночное солнце», первая постановка Мясина (сидит), декорации и костюмы Ларионова
Дягилев, конечно, ценит эту недолгую передышку. Но американский сезон стал для него вызовом, к тому же он вообще любит «светскую» жизнь, а потому преисполнен нетерпения. Парижский гала-концерт, назначенный на 18 декабря, перенесен на 29 число. В качестве причины называют трудности с доставкой реквизита, декораций и костюмов. Ансерме глубоко огорчен этой отсрочкой. Ведь была договоренность, что именно он будет дирижировать оркестром Оперы. Между прочим, из-за этого ему пришлось перенести на неделю раньше свой четвертый женевский концерт по абонементам, первоначально назначенный как раз на 18 декабря[187]. Зато 29 числа Ансерме, напротив, не сможет приехать в Париж: он будет уже в море. Из-за репетиций с американским оркестром он должен прибыть в Нью-Йорк задолго до основной труппы.