— Действительно, мотив. По крайней мере, хоть какой-то мотив. Нелепый, смешной, но звучит…
Краешком глаза Хью покосился на Батлера, который, перебросив пальто через руку, стоял лицом к зеркалу с закрытыми глазами и слушал.
— Сесиль, — тихо сказал Хью, — я в ваших словах не сомневаюсь, но почему полиция столько вам сообщила, даже высказала свое мнение?
— Разве вы еще не поняли?
— К сожалению, нет.
— Все это время, — просто ответила она, — здесь был и ваш дядя.
— Дядя Чарлз?
— Да. Как только обнаружили мертвого беднягу Абу, полиция ему позвонила, спросила, что это за чертовщина. Он еще раньше их в театр приехал.
— Ради бога! Дальше.
— Выслушал до конца полицейских, меня и сразу успокоился. Даже инспектор Макдуф, который одних шотландцев считает порядочными, признал, что он в полном порядке. Как можно уважать этого старого… Не знаю, как можно его уважать! А они его зауважали.
— Не волнуйтесь, Сесиль. Что именно он сказал полицейским?
Женщина напряженно пожала плечами:
— Сказал, наверно, они правы.
— Вот как! — шепнул Батлер, не открывая глаз.
— Сказал, — продолжала Сесиль, по-прежнему глядя на Хью, — что вы… как это?., вспыльчивый, неуравновешенный, легко слетаете с катушек, потеряли голову, схватили нож, когда Абу полез в драку… Сказал, однако, что ничего страшного.
— То есть как?
— Сказал, в худшем случае вас обвинят в непредумышленном убийстве. А если со стороны защиты будет выступать Патрик Батлер, то представят дело как самозащиту.
Барристер по-прежнему стоял перед зеркалом с закрытыми глазами.
— Естественно, — саркастически вставил он, — Грандисон Прентис прекрасно знает, что я способен это сделать. Ну, что скажете, старина? Пойдете сдаваться?
— Нет! — возопил Хью так, что комната дрогнула. Сесиль с безумной радостью во взоре сорвалась с пуфа, халат соскользнул с плеч, она его поспешно поправила и снова села.
— Значит, не хотите являться с повинной? — настойчиво повторил адвокат.
— Нет! Вы же видите, я на свободе, Джим оправдан, а это единственное, что меня угнетало. Отказываюсь от любых уговоров о явке с повинной. Причем это еще не все. Дядя Чарлз, Моника, даже Джим сговорились превратить меня в козла отпущения исключительно для того, чтоб самим избежать неприятностей или скандала. По их мнению, ничего страшного, раз меня не повесят, не бросят в тюрьму… Пусть катятся ко всем чертям! — рявкнул Хью. — Я буду бегать от полиции, пока не докажу свою непричастность к убийству, даже если для этого потребуется чудо.
— О, — с тихим удовлетворением вздохнул Батлер. Хью взял себя в руки.
— Еще только один вопрос… — начал он и умолк в нерешительности.
— Какой?
— Насчет того, о чем мы, по домыслам полицейских, говорили с Абу. Он ни разу не упомянул о фальшивых нефтяных акциях. И не злился, был только испуган. По-моему, я ничего не упустил. Проблема в том, что я почти так же плохо, если не хуже, говорю по-французски, как он по-английски. А последняя часть нашей беседы шла по-французски…
Результат оказался не менее впечатляющим, чем недавний вопль Хью.
Глаза барристера распахнулись. Левая рука, на которой висело пальто, сделала столь энергичный жест, что сшибла огромную вазу с красными и белыми гвоздиками. Ваза ударилась в стену, разбилась, вода выплеснулась, цветы разлетелись.
Сесиль вскрикнула, бросилась их подбирать. Батлер отвернулся от зеркала, молча шевеля губами.
— Позвольте до конца убедиться, — попросил образованный адвокат. — Вы точно помните, что разговор шел по-французски?
— Я же вам дважды рассказывал. Клянусь, не упустил ничего…
Батлер жестом остановил его, устремив выразительный беспокойный взгляд куда-то далеко за пределы гримерной.
— Значит, я не ошибся, — заключил он, щелкнув пальцами.