– Поэтому я прошу вас не спеша обдумать все, что вам довелось видеть или слышать. Возможно, вам удастся что-либо вспомнить, и это поможет нам быстрее обнаружить убийцу.
Он серьезно кивнул головой.
– Все это очень скверно, – сказал он, и блеск потух в его глазах. – Очень плохо чувствовать, что убийца находится где-то здесь.
Он задумался и с мрачным видом добавил:
– У Марианны появился страх, будто каждая тень, каждый угол, каждая запертая комната может скрывать убийцу. А здесь много закрытых комнат.
– Значит, вам известно, что я не убийца. Я зашел слишком далеко.
– Мсье не преступник, – сказал Марсель. – Больше я ничего не могу сказать. Но я обязательно подумаю. Может быть, мне удастся вспомнить что-либо...
Он взглянул на стену и не отводил от нее взора, а я не решался пошевелиться в страхе поколебать его решимость. Теперь я уже был уверен, что он знает кое-что, хотя, может быть, не столь важное. Я же был готов ухватиться хоть за соломинку. Наконец, он вздохнул, глядя угрюмо своими затуманенными глазами, и сказал:
– Все возможно. Мсье желает сейчас принять ванну?
Наполнив ванну теплой водой, Марсель тотчас удалился. Его уход был похож на побег, и у меня осталась лишь надежда, что его симпатия к Сю Телли одержит верх. Мне, конечно, очень хотелось помочь ей и самому себе.
Это утро, длинное, хмурое и монотонное, было неприятным повторением вчерашнего. Во время моей одинокой прогулки по очень холодным ветреным улицам опять за мной следовала на почтительном расстоянии фигура в голубой форме. Еще одного или двух полицейских я заметил притаившимися от ветра по углам, но тем не менее не спускавшими с отеля бдительного ока.
Когда я утром спускался вниз, там было пусто, лишь Пусси бросил на меня подозрительный взгляд. Но, вернувшись, я увидел за конторкой мадам Грету. Ее глаза казались очень зелеными и всеведущими, она загадочно улыбалась, разговаривая со мной. Миссис Бинг и священник также сидели в холле. Миссис Бинг с ожесточением вязала на спицах какую-то огромную часть одежды, прислонившись спиной к радиатору и поставив ноги на подушку. Священник сидел около лифта. Он был длинный, черный и угрюмый, его рыжая борода была закрыта газетой. Стояла тишина, лишь по временам слышался шелест газеты и щелканье спиц. Я огляделся кругом. Это место, скромно выражаясь, не вселяло бодрость духа, и было отвратительно сознавать, что нам придется оставаться здесь до тех пор, пока полиция не разрешит выехать.
Сю Телли нигде не было видно, также не было Лорна. Я подумал, что, вероятно, он ушел охотиться за уликами или беседует по душам с полицейскими. В конечном счете человек не может нести ответственность за форму и размер своего подбородка, а Лорн в трудную минуту несомненно показал себя другом, пусть несколько сухим и отчужденным.
Я сел недалеко от священника. Попугай соскользнул на пол, приблизился ко мне и оказал мне сомнительную честь: потянул клювом за пальто и, забравшись, уселся на моей руке. Склонив голову набок, он глядел на меня своими блестящими глазами, похожими на пуговицы от лакированных туфель. Я достал сигареты, и Пусси перенес свое внимание на часы на моем запястье.
– Простите, – обратился я в сторону барьера из газеты, – нет ли у вас спичек?
Газета священника зашелестела, засияла его огненная борода. Он взял с маленького столика лежавшую перед ним коробку спичек и передал мне.
– Спасибо, – сказал я, закуривая. В то время как он снова уткнулся в газету, я настойчиво продолжал:
– Значит, вы говорите по-английски?
Он бросил на меня хмурый взгляд поверх газеты.
– Да, – решительно сказал он и снова исчез. Спицы миссис Бинг яростно защелкали.