Мельник вгляделся в сплетение черных и белых пятен. Он чувствовал опасность, исходящую от этого места. Ему очень хотелось пройти вниз по полю к реке, чтобы разобраться, в чем тут дело, но он не мог этого сделать сейчас, потому что спешил на съемки. Обжигающий порыв ледяного ветра ударил ему в лицо, Мельник невольно склонил голову и повернул назад. За его спиной была узкая бледно-серая стена забегаловки. Щели вокруг входной двери сочились электрическим светом. Большое окно тонуло в густых еловых лапах. Ельник был темен и непроницаем. Когда ветер ударил второй раз, где-то в глубине леса соскользнул с ветвей пласт слежавшегося снега. Одна из ближних елей уронила вниз тонкую сосульку. Сосулька врезалась в плотный сугроб и, будто умело брошенный кинжал, срезала покосившуюся верхушку: как будто открылся белый лаРец, в глубине которого скрывалось что-то темное. Мельник готов был поклясться, что он видит плечо и часть безволосой головы, но он не мог утверждать: его нога уже переступила порог, и он стал тем, кто живет в знойном дне, а морозная ночь осталась позади, за дверью, захлопнутой ветром.
Мельник стоял на пороге кафе и пытался осознать, насколько реально то, что с ним произошло. Онемевшая шея и мертвенно-бледные пальцы рук не могли служить доказательством: ведь в последнее время он жил с чувством постоянного холода, которое отступало только от пищи, поданной женскими руками, но на плечах его черного пальто лежал крупный бисер растаявшего снега. Стряхивая капли, Мельник пошел к выходу и увидел Александру. Она стояла за стойкой и с показной тщательностью протирала и без того чистый бокал. Перед ней не было ни денег, ни грязной кофейной чашки, зато стоял высокий стакан с горячим молоком.
— За счет заведения, — сказала Александра и подвинула стакан к Мельнику.
3— Все участники шоу делятся пополам, пять на пять. Конечно, зрители о таком делении знать не должны, но оно должно быть у нас в головах.
Первая пятерка — неудачники. Их миссия — развлекать и раздражать. Они — свита, которая делает короля. Зрителю должно быть с самого начала ясно, что они слабаки. У них мало удачных выступлений, у них мало болельщиков. Они оттеняют тех, среди кого потом обнаружится настоящий победитель. Основная функция этой пятерки — быть материалом на вылет. Пока они исчезают из шоу, зритель привыкает к будущим звездам, проникается к ним уважением, иногда даже испытывает восхищение или страх.
Типажи среди аутсайдеров могут быть разные. Хорошо, если есть два незапоминающихся человека: от них можно будет избавиться в первых программах, не потеряв зрителей. Затем нужен кто-то очень неприятный — его можно подержать подольше, чтобы зрители вздохнули с облегчением, когда он вылетит. И хорошо бы отыскать парочку экзотических персонажей или даже сумасшедших, над которыми можно хорошенько посмеяться.
В пятерке неудачников обязательно должны оказаться те, кто искренне верит в свою исключительность и одаренность. Это придаст шоу оттенок правдоподобия и одновременно выставит их особенно нелепыми.
В пятерке лидеров, напротив, должны оказаться профессиональные маги, не зависящие от озарений и вдохновения. Это должны быть люди практикующие, опытные, понимающие, что чудес не бывает…
— То есть мошенники?
— Нет, не мошенники. Люди, помогающие тем, кто страдает или отчаялся, под видом магов. Главное, чтобы они подходили к делу прагматически, потому что непредсказуемость способна погубить любое шоу.
Тут тоже важны типажи. С учетом нашей аудитории — а это обычно малообразованные женщины разного возраста, преимущественно за тридцать, — расклад может быть такой: допустим, бледный полупрозрачный ребенок, чтобы подключить материнский инстинкт; простая спокойная женщина, скорее некрасивая, — чтобы могла восприниматься как подруга и не казалась соперницей; двое мужчин, один постарше, другой помоложе, не красавцы, но обаятельные, положительные персонажи со светлыми, открытыми лицами; ну и раздражающий фактор должен быть обязательно — ведьма или цыганка, с яркими чертами лица, злобная, резкая, пугающая… Ну ты же понимаешь, это только приблизительный расклад. Возможны варианты.
— И кто же из них должен выиграть?
— Лучший. Не забывай: у нас честное шоу.
4Второй выпуск шоу Полина тоже смотрела на работе — дома у нее телевизора не было. К началу программы холл опустел, пациенты расселись по креслам, открыв напряженные рты навстречу вращающимся жалам бормашин, и ее никто не отвлекал. Она уже немного привыкла к роли зрителя и теперь внимательно всматривалась в лица десяти человек, среди которых был Мельник, бледный от напряжения, серьезный и странно скованный в движениях. Когда Мельника представляли зрителям, о нем сказали: «ясновидящий». Полина пожала плечами.
Участникам должны были завязать глаза и проводить их в комнату, в которой находился известный человек. От них требовалось рассказать о нем все, что можно: программа во многом жила за счет того, что влезала в интимную жизнь звезд.
— Наша звезда, — говорила Анна, — не верит в магию и сверхспособности. Этот человек подвергнет сомнению каждое сказанное медиумами слово. Проверьте себя: может быть, вы сможете сказать о нем больше, чем любой из участников «Ты поверишь!»?
Первой к испытанию приступила невысокая женщина лет пятидесяти с круглым восточным лицом. Ее красивое имя — Айсылу — Полина сразу запомнила. Было видно, что она чувствует себя очень неуверенно из-за вынужденной слепоты. Айсылу шла от двери к центру комнаты, крепко вцепившись в руку одетого в черное ассистента, а когда он ушел, встала, раскинув руки и покачиваясь, будто искала опору. Она описала гостя как высокого мужчину, широкоплечего и с черной бородой, но ничего больше сказать не смогла.
Анна сняла с Айсылу повязку, и над гостем студии включился свет. На диване сидела светловолосая девушка с большими кукольными глазами, ее имени Полина не знала. Увидев ее, Айсылу разочарованно вздохнула, потом прищурилась и сказала:
— Низ живота больной. Подлечить бы.
Айсылу проводили к дверям. Анна подсела к блондинке, и они стали беседовать вполголоса, словно для того, чтобы ни зрители, ни съемочная группа не слышали их, хотя аппаратура исправно записывала каждое сказанное ими слово.
— Мне как-то не по себе, — прошептала блондинка. — Все, что связано со здоровьем, — бррр… Вдруг это правда?
— Сложно сказать, — задумчиво ответила Анна, — если вы сомневаетесь, сходите к врачу.
Анна отошла от блондинки, свет над той погас, и в зал вошла новая участница. Это была черноволосая растрепанная женщина с хищными крючковатыми пальцами и плотно сжатыми злыми губами. Поверх ее черной атласной блузы висел яркий серебряный амулет. Делая паузы, шевеля пальцами будто в попытке ощупать сидящую вдалеке женщину, она стала говорить. Угадала рост блондинки, вес, цвет волос и глаз. Потом стала говорить о подробностях личной жизни. Каждый раз, когда участница угадывала, в углу экрана загоралась желтая надпись: «Правда!»
Надпись вспыхивала часто, и это мигание оказывало на Полину почти гипнотический эффект. Она верила.
С медиума сняли плотную повязку, и Полина увидела умные, цепкие, пугающие цыганские глаза. Над блондинкой зажегся свет, она была бледна и казалась очень напряженной. Какая-то женщина подбежала к ней, схватила за руку, стала успокаивать. Заговорила Анна:
— Наша съемочная группа была в шоке от увиденного! Невозможно передать, что творилось на площадке после ухода Эльмы. Это было поразительно! Просто поразительно!
Анна говорила настойчивей и резче, чем обычно. Ее голос вернул Полину к реальности и тут же отбросил в прошлое, где именно таким голосом лгали, пытались растоптать, подчинить, внушить мысль, что всегда прав только один человек, и этот человек — не Полина.
Полина закрыла глаза, пытаясь перебороть приступ тошноты, вызванный воспоминанием о матери. Ей вспомнилась плотная, крупная фигура: широкие бедра, обтянутые плотной тканью юбки от делового костюма; лицо и плечи, размытые, будто в тумане. Полина не поднимала на мать глаз, она боялась злого сумасшедшего взгляда. Краем глаза ловила движение рук, видела длинные пальцы с острыми ногтями. Пальцы тянулись к ее голове, она старалась отстраниться, но это было бесполезно. Как только приходили в движение руки, сразу включался и голос — жесткий, с металлом, чтобы убедить себя и дочь, что все делается правильно.
— Ты совсем не стараешься! Будешь плохо учиться, будешь работать дворником!
Убедительности в голосе всегда было с избытком.
Пальцы зарывались Полине в волосы, острые ногти царапали кожу. Ладонь сжималась, и крепкая рука приподнимала ребенка над полом, встряхивала и отбрасывала в сторону. Голову жгло огнем, было очень больно и страшно.