Чёрный Луг лежал внизу, вместе с примыкавшим к нему кустарником, тянувшимся параллельно ржаному полю до села Дмитровки. Церковка белелась вдали. Копны сена, которые Настеньке нужно было сосчитать, грузно сидели на скошенной равнине. С одной из них, когда раздался стук колёс, снялся большой желтоватый ястреб и бесшумно пропал за лесом.
Иван распряг лошадь и пустил пастись.
Настенька, с карандашом в руке, сейчас же приступила к исполнению своей хозяйственной обязанности. Марина собирала валежник, чтоб разложить костёр. Сухие ветки затрещали, когда их коснулись красные, реющие языки пламени с сизыми завитками дыма на концах.
– Каша? – спросил Иван.
– Каша, – отвечала Марина.
– Мг… – произнёс он.
– Чего тебе?
Он помолчал.
– Воды, может, принести?.. – осведомился он.
– Принеси…
Он взял ведро и, улыбаясь, сонными глазами смотрел на Марину, скромно опустившую чёрные ресницы. Когда он сделал шаг к ней и опять произнёс: «Мг!», она крикнула сердито:
– Белены объелся! Ступай же по воду!
Феся и Гапка – сёстры Марины – пришли кратчайшим путём, с кувшином кислого молока и хлебцем. Настенька, окончив счёт копнам, встретила девочек ласковым восклицанием:
– А, мои куклы, здравствуйте!
Они отвечали застенчивым смехом, почёсывая пальцами ног икры.
– Ну, что ж мы будем стоять… Марш! – крикнула она.
Она схватила их за руки и побежала. Они ободрились, веселье её сообщилось и им. Маленькая Феся увлеклась до того, что стала подражать пристяжной и, круто повернув голову, тихонько ржала.
Возвратившись к костру, девочки принялись есть. Настеньке казалось, что ещё никогда цыплёнок не был так вкусен. Даже каша, приготовленная Мариной, серая и отдававшая дымом, и тёплое кислое молоко необыкновенно понравились ей.
Между тем стали надвигаться тучи. Солнце высоко сияло над чёрно-лиловым облаком, скомканные края которого блестели как снег. Было душно.
Настенька вспомнила, что бабушка накануне просила её возвратиться к обеду, и засуетилась.
– Домой надо, Марина.
Но ей пришла охота собрать букет из полевых цветов, и, предоставив Фесе и Гапке доедать цыплёнка, она углубилась в чащу кустарника. Колокольчики, лютики, алые гвоздики, крупные ромашки тянули её к себе, кивая ей своими головками из-за низко растущих кустов и трав.
– Барышня, ау!
– Ау! – откликнулась Настенька всею грудью.
– Ау! – крикнул в двух шагах от неё чей-то незнакомый голос.
Настенька вздрогнула и подняла голову. Пред нею стоял высокий мальчик в блузе и охотничьих сапогах, с добродушными серыми глазами и едва заметными усиками, как тень лежавшими над красною и толстою губою. Его тёмные волосы слабо вились на концах, и прядь их пристала к вспотевшей смуглой щеке.
IXНастенька сделала движение, чтоб убежать. Но он удержал её за рукав.
– Послушайте, вы что за девочка? Что ж вы не отвечаете? Ведь я вас не укушу… Постойте! Вы внучка Трещотихи, что живёт в Кривом Хуторе? Не правда ли?
– Да.
На ресницах Настеньки повисло по слезинке. Она сделала шаг вперёд.
– Да подождите же! Разве я разбойник? Посмотрите – со мной нет ни ружья, ни кинжала. И чего плачете? Ну, Бог с вами, ну, идите!
Настеньке стало стыдно.
«Ужасно неприлично», – подумала она и спросила, останавливаясь и ощипывая цветок:
– А вы кто такой? Верно из Дмитровки?
– Я – Гузик. Угадали. Дайте же вашу руку. Познакомимся.
Настенька протянула Гузику руку, бросив на него застенчивый взгляд.
– Я вас видела зимой, в церкви, – сказала она.
– В церкви? Вряд ли. Впрочем, может быть!.. Забрёл как-нибудь случайно…
– Вы стояли на клиросе и подтягивали дьячку…
– Я? На клиросе?
– Вы. Я хорошо помню.
– В самом деле, я?
– Как же… Ещё басом хотели взять… И никак не могли… Только хрипели… А я всё смотрела и видела, как у вас так смешно надувается горло…
– Ах, вы, критик!.. Пожалуй, может быть, и я… от скуки…
Он сорвал лист и растёр его между пальцев.
– Итак вы уж меня не боитесь?
Настенька улыбнулась.
– Нет… Вот ещё стану бояться!
– А кто сейчас плакал?
– Конечно, если испугаешься, то заплачешь! Вы не должны над этим смеяться…
– Ха, ха, ха! Атанде! Смеяться-то я буду и всей Дмитровке об этом расскажу!.. Уж позвольте!.. И вашей бабушке…
Настенька пожала плечами.
– Что ж, говорите. Разве вы знаете бабушку?
– Зная внучку, легко узнать и бабушку… Прямо приеду к ней и расскажу… Вот и Марине сейчас расскажу… Марину-то я знаю… У Остапа Самуся видел… Она мне всю вашу подноготную выложила, всё-всё! Ведь она тут, с вами? Это она кричала?
– Она. Что ж она вам насплетничала? Это довольно интересно.
– Например, она передала мне, что вы постом целую банку варенья съели, и за это вас бабушка поставила на колени…
Настенька покраснела.
– Неправда! Вот, неправда! Марина врёт!
– Я тогда же подумал: «Ах, злая бабушка, подожди, доберусь я до тебя!»
– Т-с… Я бабушку люблю… Не говорите так… А зачем вы у Самуся бываете? Это отчим Марины, он простой мужик…
– Ну, так что ж!
– Как, у простого мужика?
– У простого мужика.
Гузик с торжеством смотрел на девочку и, очевидно, был горд сознанием своей гуманности, до которой та ещё не доросла.
– Вы – удивительный! – сказала Настенька. – Я давно знала, что вы ездили с Самусем рыбу ловить… Мне Марина говорила… Это, должно быть, весело… А бабушка мне запрещает ходить к мужикам.
– Отсталая женщина! – пояснил мальчик. – И странно, что вы защищаете её… Впрочем, вы ещё дитя…
– А вы?
– Я? – он нахмурил брови и снисходительно улыбнулся.
XВдруг капля дождя упала Настеньке на руку.
– Дождь? Кажется, дождь! – сказала она с испугом. – Договорились!
Гузик обвёл глазами горизонт. Тучи заволокли солнце, и небо казалось сплошною массою клубящегося дыма. Только в одном месте, где блестели белые облака, виднелся клочок лазури. Подымался ветер.
– Да, конечно, дождь… Если ещё не идёт, то будет. Вам нужно на Чёрный Луг? Пойдёмте, я вас провожу. Здесь, знаете, в этом кустарнике небезопасно… Водятся волки…
Настенька съёжилась.
– Волки?
– Не тревожьтесь. Со мною не страшно. Я очень сильный. Хотите, я вырву это деревцо?
Он подбежал к молоденькой берёзе и, после долгих стараний, мог только пригнуть её к земле.
– Вот видите, – говорил он, тяжело дыша, – почти вырвал… Ещё немного и вырвал бы… Корни очень крепкие… сплетаются с другими корнями и от этого трудно… Во всяком случае, мне… волк ни по чём!..
Настенька с уважением взглянула на него.
– Что же касается до вас, – продолжал он, – то, признаюсь, я удивился вашей… смелости… Или, лучше сказать, вашему неведению насчёт опасности… Гулять сюда приехали? А?
Настенька приняла солидный вид.
– Как вам сказать… Да… Но больше по хозяйству… Тут наше сено… Но я не знала, что так страшно… А вы здесь что делали?
– Собирал насекомых… Вообще я по части точных наук… Вот посмотрите, какой великолепный жук! Вы его знаете? Бронзовка.
– У нас в саду, часто…
– Обыкновенный жук. На розах, сирени, на жасмине… А вот тут, в этой баночке… Я нарочно отдельно спрятал его… Красотел… Calosoma… Это уж редкость. Видите?
– Да, да! Прелесть!
Насекомое, сверкая шероховатыми, изумрудными надкрыльями и рубиновой грудью, быстро бегало на дне баночки и становилось на задние ножки, тщетно стараясь уйти из своей стеклянной тюрьмы.
– Для чего оно вам?
– На булавку… Составляю коллекцию…
– Бедная козявочка! Выпустите её!
Гузик усмехнулся.
– «Козявочка»!
XIВ это время раздался призывный крик, исполненный хором Мариною, её сёстрами и Иваном.
– Барышня, ау-у! Ехать пора-а-а!!
– Пойдёмте скорее! – тревожно сказала Настенька. – Иду-у! – крикнула она в ответ на зов. И прибавила, обращаясь к своему спутнику. – Ого! Началось! Смотрите-ка!
Клочок лазури пропал. Жёлто-свинцовое небо казалось сводом огромной залы, тускло освещённой снизу. Падали редкие капли дождя, тяжёлые и светлые как брызги ртути. Гузик взял её за руку.
– Скорее!
Настенька побежала возле него мелкими шажками. Дождь усилился. Слышался непрерывно возраставший шум, точно где-то, в высоте, пролетали бесчисленные стаи птиц, всё быстрее и быстрее махая крыльями.
Мокрые ветки последний раз скользнули по Гузику и Настеньке. Потянулся Чёрный Луг.
– Зарывайтесь, барышня, в сено! – кричала Марина, радостно выглядывая из-под копны, где было сделано нечто вроде ниши. – Ишь какого молодца нашли! Ох, Боже мой, Гузик! Зарывайтесь и вы!
Она уступила им своё место и перебралась к сёстрам.
Дождь хлынул стремительным потоком. Горизонт стал таять в сплошном облаке воды. Вдруг оно дало блистающую трещину, на мгновение озарившую луг и лес белокалильным светом. Грянул гром.
Настенька схватилась за грудь.