— Ну, это неинтересно. — Джин подошла ближе, кинула на Джекса сочувствующий взгляд и поцеловала в щечку. — Тебе надо поступить, как мой Стив, когда мы ссоримся.
Джекс вздохнул:
— И как он поступает?
— Все элементарно. Просто признай, что ты был не прав. То, что Стив всегда не прав, только на пользу нашим отношениям. — С этими словами Джин погладила Джекса по руке и ушла.
Но ему вовсе не кажется, что он не прав, раз хочет, чтобы Мэдди видела в нем больше, чем спасательный круг. От этого он чувствовал себя… слабым и уязвимым, и ему это просто ненавистно.
Но он не считает, что был не прав.
«Хватит думать, идиот». Он прошел в другой конец комнаты, к задней двери. Утро было морозное, холод пощипывал кожу, напоминая о том, что пришла зима. Вместо того чтобы пойти в мастерскую, он вместе с Иззи забрался в джип и отправился на прогулку.
И не заметил, как оказался у отеля.
Здание выглядело пустынным. Джекс вошел, попутно отметив, что внутри холоднее, чем снаружи. Сегодня явно не топили. Он прошелся по первому этажу: отшлифованные, но не доведенные до ума полы скрипели, стены требовали покраски, ванным не хватало новых туалетных столиков.
Его накрыло отчаяние. Так не должно было случиться.
Джекс услышал, как наверху что-то упало, и, перескакивая через ступеньки, поднялся на второй этаж, но там было пусто. Он обнаружил источник шума в мансарде. Просторное помещение растянулось в длину на весь этаж. Сейчас тут находилась большая часть мебели с других этажей — ее перенесли на время шлифовки полов. Повсюду лежал брезент, валялись коробки, наполненные всяким барахлом, оставшимся еще со времен прабабушек.
Здесь было холодно из-за ледяного, пронизывающего сквозняка и столь же ледяного взгляда, которым наградила его Мэдди. Она сидела на полу со смартфоном в руках, перебирая содержимое стоявшей перед ней коробки.
— Привет, — сказал Джекс и вошел в мансарду, явно рискуя отморозить себе все части тела.
Мэдди молчала.
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь определить, что можно продать, чтобы покрыть счета за этот месяц.
О, черт.
— Мэдди…
— Это не обсуждается.
Джекс не уходил, и она вздохнула — ее выдох превратился в пар, подтверждая, насколько здесь холодно.
— Ладно, — она кивнула в сторону вороха непонятно чего в дальнем углу, — посмотри, пожалуйста, под брезент, нет ли старой скамейки для холла? Помнится, у нас такая была. На и-бэй выставлена такая же за триста пятьдесят долларов. Я была бы просто счастлива, если б удалось выручить за нее хотя бы половину суммы.
Джекс приблизился к груде вещей, накрытых брезентом.
— Тебе не стоит здесь работать. Тут слишком холодно.
— Оказывается, наличие финансовых проблем не дает замерзнуть.
Джексу была ненавистна сама мысль, что Мэдди приходится тревожиться из-за денег.
— Где твои сестры?
— Поехали в Сиэтл, в комиссионки — надо узнать, могут ли они взять у нас кое-какие вещи.
— Если ты продашь всю мебель, что останется, когда ты откроешь отель?
Мэдди посмотрела на Джекса, словно сомневалась в его умственных способностях, и вернулась к работе со смартфоном. Ее щеки пылали лихорадочным румянцем, глаза блестели подозрительно ярко, а уголки ее сочных, теплых, щедрых губ были уныло опущены.
И тут до него дошло. Она не злится на него. Она обижена.
— Мэдди.
— Уходи. Я сейчас всех ненавижу, а уж тебя тем более.
— Нет, это не так.
— Нет, так. В самом деле.
— Я могу изменить твое мнение о себе.
— Я в этом не сомневаюсь, но только попробуй — и завтра ты будешь выглядеть весьма прикольно.
Джекс не смог сдержаться и рассмеялся. Мэдди посмотрела на него:
— Это не смешно! Я хотела тебя, а ты ушел!
— Я хотел тебя, ты — меня, вот только…
— Ты не просто аварийный выход. Я не такая стремительная, как ты.
Он смотрел в ее глаза и видел, что это правда. Вспомнив совет Джин, он покаянно склонил голову.
— Я был не прав, что оттолкнул тебя.
— Ого! Мужчина говорит, что он не прав. Что там еще за фокусы припрятаны у тебя в рукаве?
— Не знаю. Посмотри сама.
Мэдди изогнула бровь.
— Раздевайся.
До сих пор Джекса мало что могло удивить, но на сей раз он был просто ошарашен. Он снова рассмеялся и охотно снял с себя рубашку.
Мэдди глядела на его грудь, на татуировки. Ее взор затуманился, но, опомнившись, она пожала плечами, словно ей все равно.
Все равно, черт возьми.
— Я уже видела тебя без рубашки, — холодно сказала она, но затем прошептала еле слышно — так тихо, что, не наклонись он, не расслышал бы: — Пожалуй, я бы лучше посмотрела на тебя без штанов.
— Ты и без них меня видела.
— И ты споришь с женщиной, которая на грани нервного срыва?
Джекс снова едва сдержал смех, но вовремя остановился — она все еще смотрела на него, как бы говоря: «Чтоб ты провалился». Но по крайней мере смотрела. А на ее порозовевшем лице не отражались больше ни боль, ни смущение. Миссия наполовину выполнена.
Не сводя с Мэдди взгляда, он рывком расстегнул джинсы и спустил их на бедра.
Взгляд Мэдди был прикован к его зеленым, как травка, трикотажным трусам. Она медленно отложила свой смартфон, а затем медленно поднялась с пола.
— Я все еще пытаюсь тебя ненавидеть.
— Но не можешь.
— Смогу. Через какое-то время.
— Тогда я заставлю тебя передумать, — сказал Джекс.
— Я же упертая, помнишь?
— Да, но я очень хорошо убеждаю.
Она прикусила нижнюю губу и воззрилась на него явно без ненависти.
— Ты… — Она указала на его эрекцию. — Эээ…
— Да. — Джекс сам был в шоке, как и Мэдди. В комнате-то было ужасно холодно.
— Я думала, на холоде он должен съежиться, — сказала она, выделив голосом слово «он».
Джекс открыл рот, затем снова закрыл его. Мэдди — единственный человек на свете, который способен лишить его дара речи: пока он стоял здесь, без рубашки, с приспущенными штанами, она встала и сняла с себя толстовку.
Пока Джекс пожирал ее взглядом, она расстегнула пуговицу и молнию на своих джинсах и тоже их приспустила.
— Вот черт, — сказала она и посмотрела на Джекса. — Ладно, только имей в виду, что я не планировала сегодня стриптиз. А то бы подготовилась.
Если она имела в виду, что под джинсами оказались фиолетовые кружевные трусики танга, которые не очень сочетались с ее голубым бюстгальтером, то цветовая гамма Джекса совершенно не интересовала.
Мэдди хотела скинуть с себя джинсы, но кроссовки не дали ей этого сделать.
— Немного физической нагрузки не повредит. Джекс рассмеялся, а она, возмущенно вздохнув, принялась развязывать шнурки.
Внезапно его веселье сошло на нет, уступив место неприкрытому и совершенно неподдельному вожделению. Виной тому были ее изящные трусики, разделившие ее милую попку в форме сердечка на две половинки.
— Мэдди… — Голос Джекса стал хриплым и грубым.
Она все еще сражалась со шнурками.
— Что?
Прежде чем он смог ответить, на полу, в пяти футах от нее, зазвонил телефон. Изменив позу, Мэдди медленно потянулась за ним.
— Не могу, — ответила Мэдди в трубку: она стояла на коленях, опираясь на одну руку. — Я… — Обернувшись, она глянула на Джекса — ее взгляд вновь опустился на его трусы. — Мне надо идти. — Одним движением большого пальца она нажала отбой. Все еще разглядывая его, она некоторое время молчала. — Мы сейчас находимся в холодной комнате и демонстрируем друг другу наши… части тела.
— Есть такое.
— Пора бы нам повзрослеть.
— Возможно. Но не сегодня.
Мэдди перевела дыхание, по-прежнему не сводя глаз с его возбужденного пениса.
— Вчера ты сказал, что не хочешь быть для меня аварийным выходом.
— Дурацкое заявление тупого парня, который к тому же не очень хорошо соображал в тот момент.
— А сейчас ты хорошо соображаешь?
— Да. Между нами не только секс. Так что если тебе нужно убежище, я к твоим услугам.
— Очень великодушно с твоей стороны.
Покончив с играми, Джекс поманил к себе Мэдди.
Она встала, сделала шаг и с громким стуком упала на пол.
— О Господи! — Джекс бросился к ней и упал на колени рядом.
Мэдди скорчила рожицу:
— Правда же, тебе нравятся глупые неваляшки?
— О да, мне кое-кто нравится. — Джекс провел рукой по груди Мэдди. — Ты. Все в тебе.
Мэдди затаила дыхание.
— Нам еще кое-что надо снять. — Джекс наклонился, чтобы разобраться с ее шнурками, затем со своими. Они сбросили обувь и, наконец, джинсы.
— Пожалуй, от белья тоже стоит избавиться, — прошептала Мэдди, но в этот момент внизу раздался звонок в дверь.
— Я сейчас кого-нибудь пристрелю, — сказала Мэдди.
— Сойер терпеть не может, когда так делают. Потом столько бумажной работы!