Все закончилось.
Но на то, чтобы проникнуться как следует этим чувством, времени мне не оставили. В меня внезапно кто-то вцепился.
— Э?! А… М-мария?..
Она обнимает меня?
Но только это вовсе не нежное объятие. Меня сдавили, словно пытаясь ко мне приклеиться.
— Ч-чего такое?
Она ничего не ответила.
Поскольку сделать я ничего не мог, я позволил ей обнимать меня, сколько ей хочется. Лица ее я не видел.
— …Скажи еще раз.
— Э?
— Говорю тебе, еще раз скажи «Мария».
— …Эээ, М-мария.
— …Еще раз скажи.
— Мария.
— …
Она молчала.
— Это ты виноват, — заявила она внезапно. — Только не воображай особо. Главное: я остаюсь с тобой, потому что так мне легче встречать «0». Ничего более глубокого тут нет. А ты все время воображаешь непонятно что и делаешь ненужные вещи. Все, что мне пришлось вынести в этот раз, — все было по твоей вине.
— …Я не очень понимаю, но тебе не кажется, что это немного слишком сурово?
— Это чистая правда, балбес.
С этими словами она оттолкнула меня прочь.
Что за насилие теперь?!
Но все-таки она счастливо улыбается.
— Ну что, идем тогда?
— Э? Куда?
— Ты что? Разве ты не обещал вчера, что завтра пойдем есть клубничный торт?
— …Это, ну да, обещал. Но сейчас все еще пя-…
— На часы посмотри.
Я послушно достал мобильник.
«0:00»
День уже сменился, оказывается.
— Я знаю один семейный ресторан, он работает по ночам, и там подают клубничный торт. Идем туда.
— Э, эээ? Д-да не в этом дело… ведь под «завтра» обычно понимают, когда поспал и…
— Кончай придираться по мелочам. Идем скорее.
И Мария потянула меня за руку.
Блин… может, не стоило давать такое обещание? Что-то подсказывает мне, что меня и завтра весь день будут таскать туда-сюда.
…Ну, вряд ли я сильно против, да?
Ведь ничего неприятного тут нет.
Утаскиваемый Марией, я обернулся на двоих, что стояли посреди школьного двора.
Брат и сестра улыбались друг другу, держась за руки.
18 мая (понедельник)
Сминая в руках обертку от умайбо со вкусом говяжьего языка, я оглядел класс. Мои одноклассники уже не особо на меня сердились. В основном они нервничали из-за того, что завтра начинаются промежуточные экзамены.
— Йей, Кадзу-кун!
— Ай!
Коконе, здороваясь, тюкнула меня по голове ребром ладони.
— …Доброе утро.
— Знаешь, я ведь просто гуляла. В Сибуе[9].
— Э?
Внезапно Коконе заговорила с торжествующим видом:
— Я всего лишь захотела заглянуть в Маруй[10] или послушать музыку в HMV[11]. Но, похоже, мир просто не может пройти мимо моей красоты! И мимо моего размера «Е»!
Теперь они еще на размер больше…
Она положила мне на парту модный журнал и ткнула пальцем. Там была фотография улыбающейся Коконе на фоне городского пейзажа.
— Аа, ни фига себе!
Мое восхищение было искренним. Коконе возликовала еще сильней.
— Хо-хо-хо, кстати, за те всего лишь два часа со мной заговорили пять раз, включая попытки флиртануть. Я всех отшила, но потом мне предложили стать моделью… Эхх… общество просто не желает меня отпускать. Ну, и как тебе эта фотка? Как тебе?
— …Это, классная, по-моему?
— Ты тоже так считаешь? И глянь только мой комментарий! «Я просто приняла шнурки от моей парки за наушники и воткнула их в уши!» Шикарный комментарий неловкой девочки-симпатяшки. Настоящая моэ.
— Моэ, точно.
Если я брякну что-нибудь лишнее, это может затянуться надолго, так что я отвечаю коротко.
Тут Коконе недовольным тоном спросила Харуаки, который наблюдал за нами, приопустив веки:
— …Чего, Хару?
— Не, ничего. Я просто сижу и думаю, что хвастаться самой собой — противно.
— …Парни, у которых дома нет ничего, кроме футболок, — вот кто противен.
— Что?! А ну кончай издеваться над моими адидасовскими футболками!
— Я не над Адидасом издеваюсь. А над тобой.
Слушая эту пикировку, я невольно улыбнулся.
Счастливчик я. Ведь моя повседневная жизнь снова вернулась, так что я могу слушать подобные перебранки.
На самом-то деле я был очень близок к тому, чтобы потерять шансы видеть и слышать это все. «Неделя в трясине», может, и развалилась, но все, что произошло в те дни, никуда не исчезло. Мое признание Коконе никуда не исчезло.
Лишь благодаря уму Марии нам удалось вернуть прежние отношения.
Я вспомнил ту рискованную операцию, проведенную в больничной палате Моги-сан.
✵Это было 9 мая, днем.
Моги-сан сидела на своей белой койке, одетая в пижаму, которую я столько раз видел на фотке в своем мобильнике. Коконе стояла рядом; на сей раз она свои волосы распустила.
Обе сердито смотрели на меня.
Разумеется, я чувствовал на себе эти взгляды, так что сам смотрел на матрас, стараясь не встречаться глазами с кем-то из них. В самом углу моего поля зрения виднелись ноги Марии.
…Это и есть то, что называют «полем брани»?
— Я была бы крайне признательна, если бы получила объяснение, Хосино-кун.
Я сжался, услышав голос Моги-сан, острый как бритва и в то же время холодный.
— Ты признался Коко-тян, хотя твоя девушка — Отонаси-сан? Что все это значит? Я и не знала, что ты такой безбашенный?..
Коконе рассказала о признании своей подруге Моги-сан.
В результате та вызвала нас всех к себе, и вот мы здесь.
— Коко-тян уже рассказала, что ты дружишь с Отонаси-сан… но, судя по тому, что я слышала, я могу сделать вывод, что вы уже встречаетесь, я права?
— Эээ…
— …Если ты с ней встречаешься, почему просто не рассказал всем?.. Я такая дура, что думала, что в последнее время мы стали ближе…
Резкость постепенно исчезла из голоса Моги-сан. По лицу ее пробежала тень.
— Объясняйся давай, Кадзу-кун! — сердито воскликнула Коконе.
— Н-нуу, это… в-во-первых, мы не вст-тречаемся.
— Вы не тыкались друг в друга[12]?! Я вовсе не об этом спрашивала! Как эротично…
— Что за избитая игра слов! Все не так!
— Я тебе больше не верю! Я в шоке, что ты можешь говорить такое при Отонаси-сан! И это несмотря на то, что вы зовете друг друга по имени!
Из-за поднятого нами шума на нас обратились взгляды со всех сторон — все-таки мы были в больнице. Но даже медсестры не решались подойти к нам — лишь следили с почтительного расстояния. …Пожалуйста, кто-нибудь, подойдите и отругайте нас!
Коконе сделала глубокий вдох и с серьезным лицом повернулась к Марии.
— …А у тебя с ним разве нет проблем? Почему ты остаешься такой спокойной, ведь Кадзу-кун мне признался?
— Мм… Это…
В ответ на слова Коконе Мария скрестила руки на груди. Затем кинула на меня быстрый взгляд, и уголки ее губ чуть изогнулись. …У меня плохое предчувствие.
— Беспокойство из-за его признания Кирино. Нет никакого беспокойства, разумеется.
— …Но почему?
– П о т о м у ч т о и м е н н о я з а с т а в и л а е г о э т о с д е л а т ь.
Все в шоке. Включая меня, конечно.
Эммм, что Мария только что ляпнула?
— …Чего? Отонаси-сан уговорила Кадзу-куна, чтобы он мне признался?
— Именно так.
— …К-кадзу-кун, какого черта?! — Хосино-кун, что все это значит?!
Да нет же, я и сам хотел бы это знать.
— Поскольку Кадзуки все равно не способен объяснить нормально, объясню я.
Уголки губ Марии по-прежнему оставались приподняты.
Она явно наслаждается ситуацией…
— Во-первых, я сразу должна сказать: Кадзуки меня отшил.
Коконе и Моги-сан уставились на меня во все глаза. Н-нет, правда, я тоже ничего не понимаю!
— Насколько я помню, он тогда сказал что-то вроде «не нужны мне младшеклассницы вроде тебя».
Да в жизни я бы такого не сказал, ведь правда?!
— Какого… ну и самомненьице! Кадзу-кун, смерть тебе за это.
— Д-даже мне кажется, что это отвратительно, мне кажется.
— Да нет, эээ…
Я хотел как-то оправдаться, но, поскольку не понимал, что затевает Мария, сказать мне было нечего.
— Я не могла так легко принять такой жестокий отказ. Но, в общем… если бы он любил кого-то другого, я бы, конечно, не смирилась, но по крайней мере приняла бы отказ. Поэтому я спросила. Влюблен ли он в кого-нибудь.
— И, и тогда он заявил о своей Л-Ю-Б-В-И ко мне!
— Ну, в общем, да, он долго мялся, но потом назвал твое имя.
Слушая Марию, Коконе медленно заливалась краской, бормоча «э, ээ…» Сидящая рядом с ней Моги-сан, напротив, постепенно зеленела. …Прямо как светофор, типа того.
— Но слушайте дальше; когда я услышала имя Кирино, я сразу не поверила. Потому что, на мой взгляд, они были просто друзьями. И тогда я потребовала у него признаться ей у меня на глазах, и что если он это сделает, я все приму.