Он машинально их считал. Когда подвода опустела, ему стало скучно.
Теперь груды выгруженных овощей на тротуарах доходили до самогошоссе.
Около каждой огородники оставили для прохода узкую дорожку.Весьширокий
тротуар, заваленный от края до края, простирался вдаль,покрытыйтемными
холмиками овощей. Пока еще,приневерном"колеблющемсясветефонарей,
видны были лишь мясистые цветы артишоков, нежнаязеленьсалата,розовые
кораллы моркови, матово-белая, как слоновая кость,репа;иэтивспышки
ярких красокпробегаливдольгрядыовощейвместесбегущимилучами
фонарей.Тротуарзаполнялся;толпаоживилась,людиходилимежду
выставленнымитоварами,останавливаясь,болтая,перекликаясь.Громкий
голосиздалекакричал:"Эй,ктотутсцикорием!"Открылисьворота
павильона овощей; перекупщицы из этогопавильона,вбелыхчепчиках,в
косынках, повязанных поверх черных кофт,выбегали,подколовподолюбки
булавками, чтобы не испачкаться, и запасались товаромнадень,нагружая
своими покупками большиекорзины,поставленныеносильщикаминаземлю.
Между павильоном и шоссе все стремительнее сновали взад и впередкорзины,
плывя над сталкивающимися головами, надплощаднойруганью,надгомоном
продавцов, готовых до хрипоты спорить из-за одного су. И Флоран изумлялся,
какэтизагорелыеогородницы,повязанныеполосатымиполушелковыми
платками, сохраняют спокойствие в многословном торгашеском гаме рынка.
Позади него, натротуареулицыРамбюто,продавалифрукты.Ровными
рядамивыстроилиськрытыекорзины,низенькиеплетенки,укутанныев
холстину или солому; доносился запах переспелой мирабели. Нежный протяжный
голос, который Флоран слышал уже давно, заставил его обернуться. Он увидел
маленькую, прелестную смуглянку, которая торговалась, усевшись на земле:
- Ну скажи, Марсель, отдашь за сто су, а?
Человек, закутанный в плащ, отмалчивался,имолодаяженщина,выждав
пять долгих минут, опять начинала:
- Ну так как, Марсель, значит, сто су за эту корзину дачетырефранка
за ту, другую, стало быть, я тебе должна дать девять франков, верно?
Опять молчание.
- Так сколько же тебе дать?
- Эх ты! Десять франков, сама знаешь, я тебе уже говорил... А чтотвой
Жюль, Сарьетта? От него, видно, мало толку?
Молодая женщина засмеялась, вынимая полную пригоршню монет.
- Да ну! Жюль любит понежиться в постельке...Онговорит,работане
мужское дело.
Она заплатила иунеслаобекорзинкивужеоткрывавшийсяпавильон
фруктов. Здания рынка еще сохраняли темную воздушность контуров с тысячами
огненных полосотрядовсквозныхставен;крытыегалереизаполнялись
народом, а дальние павильоны еще былибезлюдны,окруженныевозрастающим
гуденьем тротуаров. На перекрестке св.Евстафиябулочникиивиноторговцы
поднималижелезныешторы;красныефасадылавокбуравилизажженными
газовыми рожками тьму вдоль серых домов; Флоранразглядывалбулочнуюна
левой стороне улицы Монторгей, всю заваленную, словно позолоченную булками
сегодняшней выпечки; ему казалось, что он чувствует вкусный запахтеплого
хлеба.