Я пыталась разобрать стершиеся буквы – без толку. Но явно не Донна Каран.
Время ползло какой-
то бесконечной конвейерной лентой, и оно ползло мимо меня. Я стояла у окна, переминаясь босыми пятками на холодном кафельном полу, и пытала
сь что-
то разглядеть в окно, но скудный пейзаж оставался неподвижным и безлюдным. Он был похож на пустыню, выжженную ядерной войной. Но я не помни
ла этой войны.
Хотя это не означало, что такой войны не могло быть.
Настя сидела на кровати и ждала, что к ней придет врач, но врач не пришел. Пришли совсем другие люди. И у них было свое мнение насчет ее
диагноза.
– Настя, мы рады, что вам стало получше.
Однако радости не было на лице этого затянутого в серый костюм человека.
– Это значит, – продолжал он, бесцеремонно усевшись в ногах Насти, – что теперь мы сможем наконец заняться делами.
Настя подтянула ноги к животу, чтобы быть подальше от серого человека. Тот смотрел в упор тусклыми серыми глазами и был похож на тень,
которую подобрали с пола, одели в пиджак, брюки и рубашку, но так и не придали человеческой индивидуальности.
– А может быть, мне наконец скажут, где я? Может быть, мне вернут мою одежду? Может…
– Вы не понимаете, – резко оборвал ее человек в сером. – Вы не понимаете серьезности своего положения.
– А что, я – в положении? – Серый человек действовал Насте на нервы, и ей хотелось дерзить. – И это – серьезное положение? Да неужели?
Серый человек протянул руку, и в эту руку вложили большой конверт. Настю вдруг заинтересовал не конверт, а тот, кто его подал, – молодая
рыжеволосая девушка в строгом сером костюме. Настя несколько секунд смотрела на девушку, не очень понимая, что же в ней так притягивает
взгляд. Рыжая стойко игнорировала интерес Насти, глядя голубыми глазами куда-то в пространство.
– Настя!
Она перестала пялиться на рыжую.
– Настя, посмотрите сюда, – серый человек вынимал из конверта фотографии и раскладывал их на постели. – Вам это должно быть знакомо.
Узнаете? – он вцепился взглядом в ее меняющееся лицо. – Узнаете.
Она узнавала. То есть она уже это видела. Более того, она там была. Ну и что дальше? Почему на лице серого человека проступило такое
злорадство? Что он хочет этим сказать? Стоп-стоп-стоп…
– Настя, я должен вам сообщить, что наказанием за такое серьезное преступление…
– Наказанием?
– …является…
– За преступление?!
– …смертная казнь.
В этот момент лицо человека в сером выражало не больше эмоций, чем лицо билетного кассира, сообщающего, что билетов на вечерний сеанс нет.
Рыжая, прислонившись к стене, продолжала бесстрастно изучать пространство.
– Извините, – сказала Настя, отодвигая от себя фотографии. – Я, может быть, еще не совсем поправилась… Повторите, пожалуйста, еще раз.
Повторите, как будто для тупых. Для меня.
– Наказанием за такое серьезное преступление…
– Я не понимаю. Еще проще. Для тупых.
– Настя, – вздохнул серый человек. – Шестого сентября этого года вы совершили тяжкое преступление. Вы убили трех человек. Их, – он
поочередно ткнул пальцем в снимки. – Вы действовали в составе преступной группы, куда также входил он, – снова фотография. – Это ваш
водитель, ваш сообщник.