– Вот вы где, – сказал он весело. – Привет, девчонки.
Лицо, улыбка, голос – как три удара острейшим в мире ножом по страховочному тросу альпиниста.
Достаточно было бы и одного.
Тьма и хаос с торжествующими воплями врываются в сознание Насти. Она сползает на бок, ложится щекой на холодную землю, и последние дублоны
выпадают из ее куртки.
Пока-пока, жестокий мир.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПАЛАТА НОМЕР НОЛЬ,
ИЛИ ВОСПИТАНИЕ ГЛУПОЙ КУКЛЫ
1
Н аконец это случилось, и невыносимо длинный день 6 сентября для меня закончился. Впрочем, под конец было уже совсем неважно, какой сегодня
день и какой сейчас месяц. Под конец я забыла не только это, я забыла, сколько минут ехать от кафе «Три сестры» до отметки «шестьдесят дев
ятый километр». Я забыла, как звали Ключника, – а ведь у него было имя…
Но когда я проснулась, то помнила еще меньше. Никто не спешил мне сообщить, где я, почему я здесь, сколько времени я здесь провела…
И самое главное – чтобудет дальше.
Однако вокруг меня сновали бессловесные тени, которые всегда тщательно запирали за собой дверь, выходя из моей палаты. Они игнорировали мо
и вопросы и избегали даже случайной встречи взглядами. Я попыталась найти ответы сама. Решетки на окне намекали, что я опасна для общества.
Следы от уколов на коже говорили, что меня пытались лечить. Если я до сих пор лежу здесь – значит, с лечением не задалось.
Я только не помнила момента превращения из здорового и нормального человека в больного, которого стоит надежно изолировать. Я довольно чет
ко помнила свою жизнь –
не поминутно, но с той обычной степенью подробности, с какой помнят прожитое все люди. Я помнила, что в мае мне исполнилось девятнадцать,
что я кое-как окончила второй курс университета
(две тройки и две четверки в весеннюю сессию). Я помнила своих родителей, помнила парня, в которого влюбилась в шестом классе и по которому
безответно страдала до начала восьмого. Я вспомнила ссору с Иркой Монаховой, я вспомнила несколько текстов Земфиры, да и мой английский то
же никуда не исчез. Я поднапряглась и даже вспомнила порядок песен на компакте, который мне подарил однокурсник Тушкан. Тушкан сам его сост
авил и «нарезал», обозвав свое творение «Песни для плохого настроения». Тушкан, безусловно, был ботаником и занудой, но в музыке и в плохом
настроении он разбирался замечательно. Его компакт состоял из пятнадцати песен, настолько тоскливых, что я никогда не дослушивала диск до
конца. Подозреваю, что если все же поднапрячься и прослушать все пятнадцать песен подряд, то останется только пойти и повеситься. Я попроси
ла Тушкана сделать противоядие –
«Песни для хорошего настроения», и тот делал его уже полгода, ссылаясь на нехватку достойного материала. В хорошем настроении Тушкан разби
рался не так хорошо.
Так вот, все это я помнила. Я не помнила, когда вдруг понадобилось меня закрыть в комнате с зарешеченным окном и с кроватью, привинченной
к полу. Хотя, может быть, в этом и заключалась моя болезнь – не помнить главное?
Тут были и свои прелести. Безо всяких усилий я похудела килограммов на пять, еще немного –
и можно начинать карьеру в модельном бизнесе. Но пока вместо дизайнерской одежды мне приходилось носить длинную белую ночнушку с синим пря
моугольным штампом внизу. Я пыталась разобрать стершиеся буквы – без толку.