Софья Ивановна вся покраснѣла даже.
— Сережа не согласился, надѣюсь?
— Нѣтъ!
— И вамъ, конечно, сказала она, — могла придти эта мысль, лишь сгоряча, въ первую минуту, въ добромъ желаніи помочь. Сережѣ… Но не этими путями, Владиміръ Петровичъ, но этими! Сергѣй виноватъ, или не виноватъ. Въ первомъ случаѣ, пусть несетъ онъ наказаніе, во второмъ, съ нимъ поступать такъ нельзя! Ему не протекція, а оправданіе нужно!.. Я его воспитала, знаю съ пеленъ, — онъ не рабъ, но и не революціонеръ; онъ вѣрноподданный своего государя и сынъ родины своей!.. Не въ его подмосковную, а въ Петербургъ надо ѣхать… И я поѣду; меня тамъ еще помнятъ, я найду доступъ… еслибы нужно было я кинусь къ ногамъ самого государя!..
Ашанинъ схватилъ ея руку и крѣпко поцѣловалъ ее.
— Вы всегда и тысячу разъ правы, милая генеральша! Само собою что этотъ путь безо всякаго сравненія достойнѣе и васъ, и Сережи… Но это потребуетъ времени; вы, надѣюсь, выхлопочете что его вернутъ оттуда, а ѣхать ему туда все-таки надо. У меня же, дѣйствительно, въ первую минуту одна только мысль была: добиться чтобы нашъ старецъ тутъ же отмѣнилъ свое рѣшеніе, чтобы Сережа не уѣзжалъ, вовсе… Потому что ссылка его произведетъ потрясающее дѣйствіе на княжну, на Елену Михайловну… А я, признаюсь вамъ, столько же о ней, сколько о немъ думалъ въ ту минуту!
Софья Ивановна, въ свою очередь, схватила руку молодаго человѣка.
— А я теперь болѣе еще о ней думаю чѣмъ о немъ!.. Еслибы не она, я бы такъ же негодовала на поступокъ съ Сергѣемъ, но помирилась бы легко съ самимъ фактомъ отъѣзда его на службу въ Оренбургъ. Разъ каѳедра для него вещь невозможная въ настоящее время, пусть онъ ужь лучше постарается принести посильную помощь тамъ, на окраинѣ Россіи, гдѣ образованные люди нужными гдѣ онъ самъ, можетъ многому научиться среди живой и новой дѣйствительности… Но она, милая моя, дорогая, для нея этотъ отъѣздъ его — гибель! Она изноетъ, исчахнетъ по немъ, мучась еще при томъ мыслью что онъ страдаетъ изъ-за нея, потому что ей… точно такъ же какъ мнѣ, невольно должна придти въ голову мысль что ссылка Сережи — дѣло людей имѣющихъ интересъ удалить его отъ нея многими тысячами верстъ…
— И она будетъ права такъ же какъ и вы! вскликнулъ Ашанинъ:- Чесминъ, котораго вы знаете, прямо говорилъ Сережѣ что все это затѣяно не въ кабинетѣ графа, а въ Петербургѣ!
Софья Ивановна помолчала.
— Гадко объ этомъ думать, сказала она затѣмъ съ брезгливымъ движеніемъ губъ, — да и не для чего пока!.. Теперь надо прежде всего написать Еленѣ Михайловнѣ, предварить ее и успокоить, а затѣмъ спѣшить въ Москву… и далѣе. Пошлите мнѣ мою горничную Машу, Владиміръ Петровичъ!..
Ашанинъ вышелъ исполнить порученіе. Въ гостиной онъ наткнулся на «фанатика», который со скрещенными на груди руками и страшно взъерошивъ ворохъ волосъ своихъ на головѣ прохаживался по комнатѣ съ совершенно растерзанною физіономіей. Увидавъ пріятеля, онъ остановился на ходу, обернулся и пропустилъ какъ изъ подземелья:
— Ну что, по моему вышло?
— Что это «по-твоему»?
— Сережу-то въ узилище ввергли?
Ашанинъ, невольно засмѣявшись этому библейскому выраженію, прошелъ мимо него не отвѣчая, отыскалъ горничную Софьи Ивановны и, отправивъ ее къ барынѣ, вернулся въ гостиную, по которой Вальковскій продолжалъ расхаживать со своимъ растерзаннымъ видомъ провинціальнаго трагика.
— Пойдемъ-ка въ садъ, сказалъ онъ ему, — коли хочешь, узнать обо всемъ.
Они усѣлись тамъ на скамьѣ.
«Фанатикъ» слушалъ, и все мрачнѣе становилась его физіономія. Его недавнія розовыя мечты разлетались какъ дымъ уносились какъ «тѣнь бѣгущая отъ дыма». Гундуровъ, этотъ пріятель, котораго онъ и любилъ по-своему, и на блестящую женитьбу котораго онъ такъ разчитывалъ для устройства будущихъ «театриковъ» и своихъ собственныхъ благъ, этотъ пріятель оказывался теперь опальнымъ лицомъ, ссыльнымъ, не только не имѣющимъ уже болѣе возможности «поддержать товарища при случаѣ», но и уносящимъ съ собою лучшія упованія Вальковскаго на эти чаявшіеся имъ въ будущемъ театрики, «потому теперь тю-тю, съ отчаніемъ говорилъ онъ себѣ, на первыя драматическія роли некого рѣшительно поставить!
— Оренбургъ, вѣдь это къ Азіи ближе, а, чортъ ихъ возьми! вопросительно промычалъ онъ когда договорилъ Ашанинъ.
— Къ Азіи, точно! подтвердилъ тотъ съ новою невольною усмѣшкой.
— Это, значитъ, то самое мѣсто откуда «въ три года, ни до какого государства не доѣдешь», куда «воронъ костей, не заноситъ»?…
— Да въ этомъ родѣ…
— Это въ тартарары, значитъ, упрячутъ бѣднягу? продолжалъ живописать Вальковскій.
Красавецъ не отвѣчалъ.
— Ну, а съ княжной-то что же? началъ опять тотъ послѣ довольно продолжительнаго молчанія.
— А съ княжной, молвилъ Ашанинъ, быстро поднявъ свою опустившуюся было подъ вліяніемъ невеселаго разговора кудрявую голову, — то что ты ей завтра отвезешь письмо отъ Софьи Ивановны.
— Я!.. А ты же самъ. что?
— Я не успѣю; мы съ Софьей Ивановной сейчасъ въ Москву ѣдемъ.
— А я-то когда же туда уѣду? вскликнулъ Вальковскій.
— Когда исполнишь порученіе въ Сицкомъ… Я пріѣду за тобой сюда опять, какъ только съ Сережей простимся. Мнѣ необходимо повидать княжну, узнать какъ это все будетъ ею принято, какъ она рѣшитъ… Но я могу пріѣхать никакъ не раньше какъ черезъ три дня, а ее надо извѣстить по возможности скорѣе, чтобъ объ отъѣздѣ Гундурова не дошло ранѣе изъ Москвы въ Сицкое въ такомъ видѣ что она страшно перепугаться можетъ. Ты поэтому долженъ непремѣнно ѣхать туда завтра утромъ.
— Да, вѣдь, у тебя же, ты говорилъ, «почта» устроена…
— Есть, только вѣрнѣе будетъ если ты лично передашь письмо княжнѣ, и при томъ для меня важно то что когда я пріѣду сюда я буду имѣть возможность узнать сейчасъ черезъ тебя какое впечатлѣніе произвела на нее эта вѣсть и, что затѣмъ слѣдовало… Но слушай, Ваня, добавилъ Ашанинъ:- ты долженъ вести себя тамъ крайне умно. Вопервыхъ, какъ пріѣдешь, не спрашивай сразу о княжнѣ, а вели о себѣ доложить княгинѣ. Она тебя, по всей вѣроятности, приметъ, но долго не продержитъ, — разговоровъ у тебя для нея интересныхъ нѣту: она тебя, надо полагать, сама скоро отошлетъ къ дочери, а нѣтъ, такъ ты ее спроси, можно ли тебѣ засвидѣтельствовать почтеніе княжнѣ, простись и уходи. Еслибъ она тебя спросила: откуда вы къ намъ пріѣхали? ты отвѣчай какъ я ей всегда отвѣчалъ на это: живу-молъ, въ окрестностяхъ, у знакомыхъ. Понялъ?
— Да ужь не расписывай, самъ знаю какъ говорить! промычалъ «фанатикъ» недовольнымъ тономъ.
Ашанинъ тѣмъ не менѣе счелъ нужнымъ продолжать:
— Когда же ты будешь съ княжной наединѣ, сдѣлай ты мнѣ милость, никакихъ твоихъ собственныхъ заключеній о происшедшемъ ей не передавай, и перепуганныхъ твоихъ рожъ предъ нею не строй, а просто-на-просто вытащи письмо изъ кармана и отдай ей, сказавъ что велѣно передать, и ни полслова болѣе! Если же она тебя начнетъ спрашивать о какихъ-нибудь подробностяхъ, говори что я буду въ Сицкомъ черезъ два дня, и все объясню ей лично, а что ты ничего не знаешь, кромѣ того что Софья Ивановна и я уѣхали въ Москву, и что оба мы нисколько не теряемъ духа и надѣемся на добрый конецъ…
— Ну, извѣстно, что же мнѣ больше-то говорить ей! пробурчалъ еще разъ Вальковскій, ободрительно качнувъ головой,
— Еще вотъ, послѣднее, — надо все предвидѣть! Въ случаѣ еслибы какъ-нибудь ты не добился увидаться съ княжной наединѣ и не могъ ей такимъ образомъ передать письма, надо тебѣ будетъ прибѣгнуть съ содѣйствію моей «почты»… Живя въ Сицкомъ, молвилъ красавецъ, чуточку помолчавъ, — ты вѣрно видалъ и знаешь съ лица старшую горничную княгини Аглаи Константиновны!
— Лукерьюшку… Лукерью Ильинишну, поправился «фанатикъ», и угреватое лицо его осклабилось широкою и самодовольною улыбкой, — знаю!
— А-а! протянулъ Ашанинъ, пристально глядя ему въ глаза, и покатился со смѣху. — Ваня, ты удивительно хорошъ бываешь когда заходитъ рѣчь о твоихъ побѣдахъ! Точно самооблизывающійся кабанъ какой-то!.. Такъ ты «Лукерьюшку» знаешь!.. Гдѣ же позналъ ты ее, Ловеласъ ты этакой непроходимый? Въ гротѣ надъ рѣкой, что ли?
— Нѣтъ, въ театрикъ она ко мнѣ хаживала, вечеркомъ, на сцену… когда я тамъ устраивалъ, отвѣчалъ Вальковскій, пофыркивая отъ пріятнаго воспоминанія.
— Вишни ѣсть съ дружкомъ?
— Гдѣ же вишни тогда, еще не поспѣли! Малину носила она мнѣ… Очень я эту ягоду люблю!.. пресеріозно объяснилъ «фанатикъ».
Ашанинъ долго не могъ придти въ себя отъ пронявшаго его новаго хохота.
— Ну, такъ вотъ, сказалъ наконецъ онъ, — постарайся, еслибы не удалось тебѣ лично передать княжнѣ письмо, пригласить опять «Лукерьюшку» на малину въ укромное мѣстечко, и передай его ей отъ меня, — она доставитъ…
— Владиміръ Петровичъ! раздался съ балкона голосъ Софьи Ивановны.