Вувос поднял подкатившийся к его ногам череп и поинтересовался:
— Первая жертва вируса?
Теща, всегда не любившая моих друзей, холодно ответила:
— Это их шын откуда-то принеш.
Вувос перевел взгляд с черепа на цепь, потом на торчащую из мешка черную кожу и брякнул:
— Он что у вас, сатанист?
Софья Моисеевна побуравила его лазером своего взгляда и с апломбом заявила:
— Мой внук интерешуетшя биологией! А в мешке его вещи! — она выхватила череп, раздраженно запихнула его обратно и потащила мешок в нашу спальню.
Ленка проводила ее зачарованным взглядом и тихо простонала:
— Мама, ты что?
Теща остановилась, но не обернулась.
Ленка раздула ноздри:
— И что такого? Что, внук не может переночевать с тобой в одной комнате? Ты же знаешь, что у нас были гости!
— Я понимаю, што для ваш я штарое шушело шреднего рода, — ответила тещина спина, — но ребенок должен жить ш родителями!
— Ребенок? — вскинулась Ленка. — Ребенок прежде всего должен жить! Что ты сделал, чтобы найти вирус? Ты знаешь, чем все это может кончиться?
— Мне некогда искать вирус, потому что с утра я ищу кофе, — решил я снять напряжение.
— Знаешь что, — задохнулась Ленка, — ты или дурак, или не проспался! Ты что, не понял ситуации?! Сдохнем же все!
— Да! — неожиданно поддержал ее Вувос. — Надо ехать. Поехали, Боря.
— Куда?
— Ну… мне тут Лена все рассказала. Пробирка-то пропала… Надо искать.
Я понял Вувоса с полуслова. Действительно, выпивать, закусывать и общаться в этой обстановке было невозможно. А лучшего повода смыться — не придумать.
Понятно, что через Французскую горку, как все нормальные люди, Вувос не поехал. Мы нарочито медленно проехали через арабскую Аль-Азарию, при этом Вувос открыл окна и врубил «Боже царя храни» в исполнении Бичевской и какого-то казацкого, судя по всему, вдрободан пьяного хора. Иначе он не мог.
На мой вопрос, куда мы едем, Вувос смутился и сосредоточился на дороге.
— У меня появился интерес к жизни, — поведал он после пятисотметровой паузы.
— Елка, — констатировал я и вздохнул. Это был стандартный расклад.
— Как ты догадался? — удивился он.
— Простая индукция. То, что верно для «эн», верно и для «эн плюс один».
— У меня есть ее телефон, — ответил Вувос. — И коробка конфет. Позвони-ка ты пока, предупреди. Дорогу проясни.
— Конфеты для хавера? [20] — деликатно спросил я.
— Хавера, говоришь? — задумался Вувос. — Ну ничего, главное, семью разрушать не придется. Звони, звони…
К счастью трубку взяла Елка. Предстоящий визит ее, кажется, смутил, что было несколько странно…
Дорога выдалась мирной. Мы проехали знаменитые хевронские виноградники и притормозили у медлительных и скрипучих, как замковый мост ворот в Кирьят-Арбу. «Русский» привратник буркнул Вувосу, что, мол, ты Вовка, бля, хоть бы кипу снял, если в шаббат ездишь.
— А мне можно! — заявил Вувос. — Видишь, какая у меня кипа?
Мужик внимательно посмотрел на вувосово темечко:
— Обыкновенная, вязаная… [21]
— Это у тебя вязаная. А у меня — отвязанная.
Мужик хмыкнул, стрельнул сигарету, озираясь прикурил и спрятался в будке.
В Хевроне Вувос творил чудеса выездки и джигитовки — втискивался в узкие лазы улиц, заворачивал в закоулки, и мне стало казаться, что его «Форд» — гуттаперчевый. Проезжая Могилу Праотцев, Вувос заколебался, затем заявил, что пришло время «минхи» [22] и нужно молиться, даже если не хочется или не умеешь. Я только успел поинтересоваться, а если и то и другое? А он уже взбежал по лестнице в обшарпанный зальчик и поволок меня дальше, налево, мимо арабских комнат к еврейским. Все это дико напоминало коммуналку. Стало обидно за святыню и я нашел слабое утешение в том, что храм Гроба Господня вообще поделен шестью конфессиями, как барская квартира после уплотнения.
Нам обрадовались. Не знаю почему, но мы были всего лишь восьмым и девятым. До миньяна [23] не хватало еще одного.