– Забавы аристократов, – с усмешкой просипел какой-то старик с красным носом, которому вид Рейвена показался не настолько странным, чтобы не заговорить с незнакомцем.
– Что? – переспросил человек из леса.
– Забавы Лордов, говорю, – кивнул согбенный старик на паруса, – а мы поспешаем на гонки паровозов, не так ли?
– Да? – переспросил Рейвен, быстро принял какое-то решение, вновь характерно окинул улицу цепким взглядом и двинулся туда же, куда и все.
Лена шла по коридору, ведущему из спальни в гардеробную – из одного крыла дома в другое, как она уже знала.
Картинная галерея на стене ее беспокоила. Казалось, что изображения наливаются сиянием, приобретают глубину и объем.
Ей казалось, что персонажи портретов потихоньку движутся, корчат рожи, показывают ей язык исподтишка, перешептываются между собой, обмениваются знаками.
Но стоило ей взглянуть на них, как они замирали. Причем не всегда в тех позах, в которых были изначально изображены.
Она понимала, что это ей только кажется. Но легче от этого не становилось. Наоборот: серьезные сомнения в адекватности восприятия реальности, а следовательно, и в здравии своего рассудка беспокоили ее всё больше.
За спиной она услышала шаги. Обернуться было страшно. Но, собравшись с духом, Лена резко повернулась.
Прямо за ее спиной коридор перегораживала стена.
Логично было предположить, что кто-то эту стену задвинул.
Что-то внутри, в районе желудка, сгустилось в твердый комок и болезненно ухнуло в низ живота.
«Вот о чем говорят: внутри всё оборвалось!» – подумала Лена.
Она пошла дальше.
Но, сделав несколько шагов, остановилась и спросила себя: «Что я здесь делаю?»
Ответа на вопрос не было.
За окнами в лунном свете, в тумане плыли деревья.
«Я же не лунатка… то есть не лунатик!» – сказала она себе, но уверенности не почувствовала.
Она помнила, что просыпалась на рассвете и заснула вновь. А теперь была уже ночь. Огромная «охотничья» луна плыла над кронами, серебря их сверху. Шпили далеких зданий тоже были ртутно-серебряными на гранях, будто вороненый металл в потертостях.
И еще она не помнила, как очутилась в коридоре. Значит, встала во сне и пошла, а уже по дороге проснулась.
Всё это неприятно.
Ей еще не приходилось попадать в ситуации, когда она забывала что-либо, отрубалась, как пьяная, или не могла контролировать себя.
В каком-то фильме она слышала слово «стресс», там, правда, не объяснялось значение, но Лена и так поняла, что речь идет о непосильных переживаниях, связанных с какими-либо событиями. Иначе говоря, она понимала, что стресс – это потрясение на грани возможности пережить.
И значит, люди в состоянии стресса (ведь так можно выразиться или нет?) ведут себя несколько необычно. Лена интуитивно чувствовала, что у нее именно стресс. И все особенности собственного поведения она могла объяснить только этим.
За спиной снова послышался шелест.
– Какого черта!? – воскликнула она, оборачиваясь, и вздрогнула всем телом, и похолодела.
Стена была еще ближе, почти вплотную к ней. И на этот раз на стене было большое мутноватое зеркало, в котором она увидела себя.
– Атас по норам! – сказала девушка, обнаружив свое отражение, а значит, и себя – голышом.
Стыдно стало «до писка». Одно дело быть голой под одеялом. Дико, но куда ни шло. А уж разгуливать по чужому дому в таком виде – это уже дурдом.
– Ты чего, подруга, вытворяешь? – спросила она у своего отражения, и оглянулась резко – не видит ли кто.
– А ты? – спросило отражение.
– Чего?
– Панчело! – показало ей отражение язык. – С меня какой спрос? Я – это ты.
Сердце зашлось стуком.
По шее и плечам побежали противные мурашки. Стало холодно вдруг.
– Страшно? – спросило отражение.
– До жути… – призналась Лена.
– А чего страшного?
– Не знаю…
– Пока тебе страшно не было, – язвительно заметило отражение. – Всё тебе ничего, толстокожей.