И еще, кажется, непонятно откуда взявшееся ощущение стороннего взгляда, будто народ, который так благоустроил этот дикий уголок, был недружествен людям. Мирился с их присутствием, но неохотно. Обжил всё здесь для себя, а не для нее – Лены и вообще не для кого-то из людей, оторвавшихся от природы.
Зачем художник, или как его там – декоратор, создавал в райском рукотворном уголке такое нехорошее впечатление? Не просто ведь для того, чтобы нервы пощекотать? Задачу какую-то он преследовал. Воспитать хотел обитателей дома-механизма? Может быть. Но Лена никак не хотела, чтобы ее воспитывали. Надоело.
Осторожно ступая по гладким валунам, она подошла к площадке у бассейна, туда, где оставила свою одежду.
– Почему так всё? – огорченно молвила она.
Что ВСЁ и как ТАК, она затруднилась бы пояснить. Просто всё и так – не так, как хотелось бы. Если есть что-то хорошее, то в нем обязательно привкус плохого. Почему если книга интересная, то всегда кончается на САМОМ интересном месте, а если есть продолжение, то уже не то? Почему не бывает ничего ОКОНЧАТЕЛЬНО прекрасного, окончательно вкусного, окончательно волшебного?!
А может быть, талантливый художник, создавший эту комнату, и хотел передать именно эту мысль. О том, что всё в мире перемешано. Всё сложносочиненно и сложноподчиненно. Что хорошее не может существовать в отрыве от плохого и доброе не состоится без злого… И не бывает счастья в райском уголке без грусти. Может быть, и хотел. И если так, то ему это удалось.
И что самое парадоксальное – вот эта удача художника – всё, что хотел выразить, выразил, и ни убавить, ни прибавить, – и есть то ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ, что есть в мире.
«Но, – постановила Лена про неизвестного художника, – если даже он и гений, то всё равно гад!»
Еще раз окинула взглядом комнату и убедилась, что где-то права.
Потому что ей не на шутку взгрустнулось.
Холодная и горячая вода отрезвили ее. Прилив энергии прошел, цель поисков «одного места» закончилась к полному удовлетворению, как надеялась Лена, не слишком нарушив чистоту воды, явно обновлявшейся постоянно. Новый, очередной круг замечательного и смешного закончился.
– Эх, ешки-матрешки… – вздохнула она, опускаясь в приземистое, какое-то будто детское кресло. – Хорошо тут у вас, но как-то не по-нашенски. Попроще бы надо быть… Типа, теперь бы кашки с молочком.
Кантор и Лендер с аппетитом закончили обед и приступили к отвару сушеных ягод, вода для которого, как оказалось, и это было настоящим откровением для журналиста, кипятилась в той самой стойке посреди салона, к которой крепился стол! Выяснилось, что в металлической колонне вмонтирован резервуар, подогреваемый паром из силового агрегата машины. Достаточно было только повернуть неприметный краник, чтобы получить кипяток.
Кантор не желал по-прежнему ничего говорить о делах, но совершенно неожиданно перевел разговор на геральдику Мировой Державы и поведал внимавшему с интересом сочинителю историю появления алого с диагональным крестом флага Мира.
– Знаете, что скрывается под синими полосками? – спросил Кантор.
Лендер вынужден был признать, что не знает.
– Скрещенные кости, – с усмешкой сказал антаер. – Эта история несколько отличается от официальной версии и потому не так распространена, однако не является ни крамолой, ни ересью.
Капитан Джон Даниэл должен был немедленно придумать флаг для единого государства, когда Лорды пересекали пролив на его корабле. Флаг нужен был немедленно, пока Лорды были «в одной лодке», до того как они сойдут на берег и начнут задумываться о преимуществах и недостатках союзного договора. И капитан снял с мачты красный флаг пирата.
Ему нужно было сделать что-то со скрещенными костями и черепом.