Княжна была слишком горда, чтобы спрашивать, на какую такую особу мог намекать мсье Эльстон. Она уже знала, что начало ссоре положила фраза «Кому везет в картах, тому не везет в любви». Стало быть, ее поклонник недвусмысленно давал понять, что именно ему, а не кому-нибудь другому, везет в любви. В первой половине XIX века это и впрямь было весьма оскорбительное заявление. От него за версту несло слухами, сплетнями, уроном для репутации женщины, о которой шла речь, и прочими неприятностями. Именно поэтому, когда Эльстон наконец немного оправился и смог прибыть в «Ла Вервен», ему был оказан не совсем тот прием, на который он рассчитывал. Из нежного влюбленного, сочиняющего восхитительные письма, он вдруг превратился в обременительного болтуна, зато неприятный молодой офицер с пристальным взглядом на поверку оказался настоящим рыцарем, который не колеблясь вступился за честь дамы, едва ему показалось, что кто-то хочет ее задеть. Кроме того – чего не следует забывать, – племянник Варвары Федотовны пострадал куда серьезней пылкого поклонника, да что там – он попросту мог умереть, и даже милейший доктор Лабрюни не мог ручаться, что его пациент останется в живых. А Александра Михайловна была всего лишь женщиной, и то, что кто-то едва не погиб из-за нее, казалось ей ужасно романтичным. Она добровольно вызвалась помогать Полине ухаживать за раненым и решительно отказалась от услуг Варвары Федотовны, которая только и знала, что причитать над Алексеем да ломать руки, после чего преспокойно отправлялась в к себе и с неизменно превосходным аппетитом поедала дюжину-другую пирожных.
– От этих волнений, – объясняла Варвара Федотовна, облизывая пальцы, – я просто самая не своя!
Жанна, которой тоже приходилось дежурить у постели раненого, возмущалась ее черствостью. Великая княжна почти перестала разговаривать со старой фрейлиной, но Варваре Федотовне все было хоть бы хны. Повздыхав о бедном племяннике, она запиралась у себя и на листках голубой бумаги каллиграфическим почерком выводила очередное донесение в Петербург. Она ни на мгновение не забывала, что ее попечению вверена не кто-нибудь, а августейшая особа, племянница самого российского самодержца. Если бы кто-нибудь сказал Варваре Федотовне, что она всего-навсего мелкая старая пакостница, она бы сильно удивилась. Ибо для себя самой она была Исполнительницей Великой Миссии, от успеха которой зависело благополучие России, да что там России – всей Европы, не меньше. Может быть, именно поэтому Чернышёв при одном виде конверта из Ниццы, подписанного знакомым почерком, чувствовал приближающееся разлитие желчи. Но, разумеется, в этом Варвара Федотовна никоим образом не была виновата.
Глава десятая, в которой Видок срывает маски, а заодно учит Алексея уму-разуму
Несколько дней спустя Алексей лежал в постели, когда Жанна доложила, что к нему пришел посетитель.
– Он заходил и раньше, – объяснила девушка, – но я отвечала ему, что доктор не велел беспокоить вас понапрасну. А сегодня он пришел снова.
Алексей был почти уверен, что знает, кем бы мог быть этот таинственный некто, и он просто спросил:
– Это случайно не тот старик, который так любит цветы?
– Он, – подтвердила Жанна, с любопытством глядя на молодого человека. – А вы что, знаете его?
– Мы встречались, – уклончиво отозвался Алексей, чем ничуть не погрешил против истины.
– Так впустить?
– Да.
Через минуту Видок-Сорель бочком проскользнул в комнату. Он всегда входил так в незнакомые помещения, но только сегодня Каверин заметил эту манеру.
– Благодарю вас, – сказал Алексей Жанне. – Можете идти.
Горничная вышла. Видок проводил ее взглядом, каким, наверное, тоскующий удав смотрит на юркую белую мышку, оказавшуюся вне пределов его досягаемости.
– Рад вас видеть, мсье… Сорель, – сказал Алексей, протягивая руку бывшему каторжнику. Тот схватил ее и энергично пожал.
– Я тоже рад видеть вас, мой мальчик, хотя положение, в котором вы оказались, совсем меня не радует. Что, этот Эльстон оказался крепким орешком?
– Эльстон? – небрежным тоном переспросил Каверин. – Нет, я бы не сказал.
– Я был уверен, что вы запросто разделаетесь с ним, – признался Видок, усаживаясь в кресло. – Честное слово, вы здорово меня огорчили. Когда я услышал о том, что произошло, то просто ушам своим не поверил! Мыслимое ли дело, сказал я себе, чтобы мой старый знакомый, такой замечательный фехтовальщик…
– Вы мне льстите, мсье, – отозвался Алексей.
– Ничуть, – живо ответил его собеседник. – Я же помню ваш филигранный удар на той дуэли в Булонском лесу[11]. Что ж вы на этот раз его не применили? Мсье Эльстон даже не успел бы опомниться, как оказался бы у райских врат – или в преисподней, где ему, ха-ха, самое место!
Алексей поморщился. Всякое напоминание о былой неудаче болезненно задевало его самолюбие, а оно у молодого человека было отнюдь не маленьким.
– На этой дуэли были другие обстоятельства, – проговорил он, не глядя на Видока.
– Да? – заинтересовался тот. – Какие же именно?
– Тогда я был в своем праве. Теперь – нет.
– Минуточку, минуточку, – возразил Видок. – Простите меня, мсье, но каждый, кто выходит на дуэль, вправе убить своего противника, и ничего зазорного тут нет. Поединок с оружием в руках – это не увеселительная прогулка. Ведь мсье Эльстон оскорбил вас, верно? Так почему же вы не смогли его убить?
– Если бы мсье Эльстон и впрямь оскорбил меня, – медленно проговорил Алексей, – он бы уже давно был мертв.
– Тогда в чем же дело?
Алексей усмехнулся и посмотрел в окно. Почему-то ему не хотелось созерцать лицо Видока.
– В том, что мсье Эльстон имел несчастье оскорбить человека куда более могущественного, чем я. Больше я ничего не могу вам сказать.
Глаза Видока вспыхнули торжеством – но тут же погасли.
– И не надо, – сказал он. – Вы же знаете, я по природе совсем не любопытен. В конце концов, – вкрадчиво добавил он, – если кто-то затевает шашни с племянницей царя, он ведь должен представлять себе последствия, верно?
Каверин в изумлении уставился на собоседника. Видок, прищурясь, глядел на молодого человека. Рот его кривился в иронической усмешке.
– Это очень смелая догадка, – сказал Алексей, вновь обретая спокойствие. – Но, боюсь, не слишком удачная.
– Ой ли? – уронил Видок. – Так почему вы все-таки не убили его?
– Потому что не смог, – досадуя на себя, ответил Алексей.
– Да, но почему?
– Какая разница, в конце концов? – Алексей начал злиться.
– Он фехтует куда хуже, чем вы. Значит, вы нарочно поддались?
– Что за дикая мысль! С чего бы?
– Не знаю, но я же видел вас в деле. Вы легко могли заколоть его с первого же удара. Так что же там произошло, а?
– Мне не повезло. Не вижу смысла продолжать этот разговор.
– Значит, вы все-таки поддались ему? Да или нет?
– Нет, черт вас дери, нет!
– Тогда почему вы, а не он, чуть не отправились к праотцам? Ведь он ударил вас исподтишка, я знаю. Никак иначе он не смог бы вас одолеть. Зачем вы позволили ему ранить себя? Почему не убили сразу же? Чего ждали?
– Я не хотел…
– Ага! Вы не хотели его убивать! Интересно, почему, а? Он посулил вам денег? Обещал сдаться? А? А?
– Да подите вы к черту! – не владея больше собой, крикнул Алексей. – Да, я пощадил его, потому что… потому что мне стало жаль его! И ничего он мне не обещал! За свою любовь он дрался до последнего, как мужчина, понимаете? Но он обречен, потому что я фехтую лучше. Черт! – Алексей в сердцах ударил по подушке кулаком. – До чего же я все это ненавижу!
– Погодите минуточку, – подозрительно проговорил Видок. – Так за что там дрался мсье Эльстон? За свою любовь?
– Да, – немного успокоившись, ответил Алексей. – Он раскусил меня точно так же, как только что вы. Но он не стал предавать свою… ту, кого он любил.
Наступило молчание. Неожиданно губы Видока раздвинулись, глаза утонули в сеточке мелких морщин, – и, нимало не стесняясь, он залился громким, кудахчущим, веселым смехом.
– Господи! – простонал он. – Бедный мальчик! Мой бедный мальчик! Что же вы наделали! Господи, вот умора!
Алексей, пораженный до глубины души, смотрел на него, ничего не понимая. Смех прямо-таки распирал Видока. Наконец он захохотал во все горло и откинулся на спинку кресла.
– Боже мой, – простонал он между приступами хохота, – до чего же это забавно! На спину упал и нос себе сломал! Умереть можно, честное слово!
– Рад, что мои слова кажутся вам такими смешными, – сердито сказал Алексей, на самом деле глубоко уязвленный.
Но тут Видок захохотал так дико, что едва не свалился с кресла. Он изо всех сил пробовал сдержаться, но, едва его взгляд падал на молодого человека, как начинался новый приступ. По щекам бывшего полицейского текли слезы, он силился что-то выговорить, но не мог и только показывал на лежащего пальцем.