– Никогда, – Василек вдруг резко изменился в лице. – Не позволим.
Он сжал кулаки.
– Нет, не позволим. Я навсегда запомню этих подонков. Они еще за все заплатят. За все…
– Заплатят, – твердо повторил один из парней, потирая синяк под глазом. – Если что – обязательно позови. Нас тут неподалеку очень много. Целая общага художественного. И если что… А пока давай-ка, мы поможем тебе прибраться.
– Спасибо ребята, спасибо, – Василек крепко пожал руку всем по очереди. Уже ушло отчаяние, высохли слезы, растворилась злоба. В его взгляде появилась благодарность. И опять – безбрежное васильковое поле… И пусть бой был еще не выигран. Каждый из нас чувствовал, что на этом поле брани он не один.
А потом, часть всей этой бесовщины мы сгрузили в кучу и сожгли во дворе. Огонь, яркий алый, взметнулся ввысь, к небу, и от этих извращений осталось лишь кучка пепла. Резко пошел дождь, который хлестал по пепелищу, и оно превращалось в грязное месиво. А изуродованные настоящие иконы студенты – художники забрали с собой.
– Мы их приведем в надлежащий вид, – сказала девушка в сапожках.
– Ну, вот и все, – облегченно вздохнула Майя, когда ушли наши новые друзья.
– Если бы все было так просто, – Василек запрокинул лицо под дождь. – Господи, если бы все было так просто. И если бы все зависело только от тебя…
Василек был убит в первом же бою. Уже в Чечне…
Гораздо позднее вспоминая этот вечер в кафе, вспоминая его задумчивый васильковый взгляд, его невеселые размышления о жизни, мне казалось, что он и сам давно искал смерти. Что ему гораздо больше хотелось бежать не от нее, а вдогонку – за ней. И на полпути остановиться и окликнуть ее. Чтобы она оглянулась и посмотрела в его красивое лицо… Впрочем, я не мог знать наверняка. Как и не мог знать, видел ли он перед смертью васильковое поле. И у меня в ушах еще долго звенела автоматная очередь, скосившая моего товарища. Впрочем, вполне возможно, я слышал музыку, которую он когда-то, очень давно, сочинял. Которая пахла порохом и цветами. И которую ему не суждено было дописать. Свой аккорд он прервал на середине.
Василек так и не сумел защитить Пушкина. Он просто в очередной раз ушел защищать Родину. Я думал, что, возможно, он был прав, и оказался гораздо счастливее нас. Ведь мы не знали здесь, на гражданке, что нам еще предстоит пережить. И какая война страшнее…
Редиска свалил за границу. Он теперь молится другим богам. И другой родине. Хотя, говорят он там спился…
Моя Майя ушла в… Нет, не в мае. Надежнее и логичнее было бы закончить именно так. Моя майя ушла в мае. Но не все поддается логике и надежде. И рифме, и ритму. Хотя, если ты родился не в мае с именем Майя. То хотя бы умереть нужно так. Но не все поддается логике и надежде. Моя Майя ушла в московскую осень. Которая как-то случилась в 90-ых годах. Возможно, я и не помню, в каком именно. А, возможно, не хочу помнить. И не рифмы, и не ритма. И не надежды и не логики. Впрочем, нам имя дается просто так. И жизнь тоже. И смерть. Без рифмы, ритма, логики и… Наверное, красиво сказать – надежды. Но я не скажу так. Потому что хоть что-то должно остаться. Если нет остального…