Я натянул нижнее белье, джинсы и рубашку, которые достал из вещевого мешка. От военных ботинок избавляться не стал: другой обуви у меня не было.
Теперь можно снова отправляться в дорогу. Несмотря на то что я недавно перекусил, мне снова захотелось есть; надо бы поторопиться. Оно и неудивительно: я потерял столько крови, что организм трудился изо всех сил, чтобы восстановиться как можно скорее.
Я путешествовал три недели и дал на лапу одному летчику, чтобы наконец-то окончательно покинуть эту вредную для здоровья местность. И теперь сидел на террасе бистро недалеко от площади Станислава в Нанси. Был конец мая, ослепительно сияло солнце. Я потягивал пиво, просматривая местную «желтую» газетенку.
Примерно на третьей странице я нашел упоминание о войне, точнее, о двух или трех. Войны всегда где-то идут — хоть гражданские, хоть захватнические. И всегда гибнет немало парней. Как вещают политики — за правое дело. Понятно: для каждого его дело является правым…
Все это казалось таким далеким, тем более здесь, где последняя война была шестьдесят лет назад. Но теперь у меня другое имя и другая биография. И приличные деньги: на два года хватит. Я в превосходной физической форме и без труда найду работу. Человек я нетребовательный, знаю шесть европейских языков, что существенно увеличивает мои шансы.
Одну профессию знаю превосходно — военное дело. Но в Европе царит мир, и меня это полностью устраивает. В последнем разговоре со Смертью я пообещал изменить образ жизни. Не хотелось бы в очередной раз поставить ей новых клиентов.
У меня не было семьи, все, кого я мог бы назвать друзьями, давно умерли. Стоит ли дальше влачить такое существование без всякой надежды, что все когда-нибудь изменится?
Да, отменное здоровье, никаких материальных проблем, никаких забот… но в то же время я не получал никакого удовольствия от жизни. Не исключено, что мне когда-нибудь и в самом деле захочется назначить Смерти встречу.
Вдруг она оказалась прямо передо мной за моим столиком.
— Вообще-то сейчас я не сплю, как ты, надеюсь, заметила, — сообщил я.
— Никто меня не увидит.
Я оглянулся. Все замерло: гарсон с подносом застыл в полной неподвижности на половине шага. Стакан, который только что уронили с соседнего столика, висел в воздухе почти в метре от земли, струя пива на несколько сантиметров опережала его в неподвижном падении. Я попытался встать, но тело отказалось слушаться. Осталось только спросить:
— Так что ты здесь делаешь?
— Да просто улучила несуществующую минутку, чтобы поздороваться с тобой. Между прочим, это последний раз, когда я вот так к тебе прихожу.
— Неужто в последний? Я о таком даже и не мечтал. Позволь заметить, что ты дважды изменила своим привычкам: ты пришла не во сне и ты не танцевала.
— Не беспокойся, у тебя будет право на последний танец.
Этот голос… такой притягательный, полный самых сладких обещаний… Как мне хотелось заключить эту женщину в объятия. Я собрался с мыслями и заметил:
— Ты сама себе противоречишь: сказала, что больше не придешь, и тут же предлагаешь мне право на последний танец.
— Никаких противоречий. У тебя будет последний танец, когда ты сам явишься ко мне с последним визитом. И тогда при мне будет коса.
— Ты хочешь сказать…
— Ты и так слишком долго сопротивлялся. Я решила положить конец нашей очаровательной игре.
— Но ты же знаешь, что я не могу умереть. Я бессмертен.
— Ты так считаешь, потому что еще никогда не умирал. Но чуть раньше или позже ты все равно поймешь, что бессмертие — это не навсегда. В этот день я буду готова тебя принять.
Она встала, в шутку просунула пальцы сквозь струю пива, парящую в воздухе. Затем внезапно обернулась, пристально взглянув на меня пустыми глазницами.
— А знаешь, мне будет не хватать наших развлечений. Никто со мной не разговаривает; все, кому я являюсь, верещат одно и то же: «Нет! Не так рано! Я еще не готов! Я еще нужен здесь!».
— Ну, а при чем здесь последнее свидание?
— Вот этим ты и отличаешься от остальных: у тебя есть выбор. Поэтому я никогда не подстрою тебе несчастного случая. Даже если тебя собьет машина на улице, я не приду. Если на тебя нападет какой-нибудь ревнивый муж, это также не станет для меня поводом. Я хочу, чтобы ты сам выбрал меня тогда, когда будешь готов.
Она исчезла, и в то же мгновение я почувствовал, что Время снова вступило в свои права. Первым признаком этого стал звук разбитого стекла. Стакан наконец-то упал на каменный пол террасы.
Слова Смерти меня вовсе не поразили. Она не так уж ошибалась: жизнь и в самом деле начала мне надоедать. Если Смерть не откажется от меня, когда-нибудь наши дороги пересекутся.
Я уехал из Нанси и совершенно случайно взял билет в верденском направлении. По одной из официальных версий, где-то там осталось мое тело. Точнее, не мое, а того бедняги, который дезертировал или пропал без вести. Во всяком случае, ни он, ни его солдатский медальон так и не были обнаружены.
С одной стороны, воспоминания об этих событиях невозможно назвать приятными, с другой — меня можно считать счастливчиком, выжившим после целых месяцев в холоде, под дождем и снегом, в непролазной грязи. Я был трижды ранен, меня оперировали без анестезии, и всякий раз, как только оставляли в покое, организм восстанавливался за два-три дня.
Я уехал в Бельгию и покатил в направлении Флеруса. А ведь и там я тоже умирал, причем за Республику, в которую тогда немного верил. Отсюда было недалеко до Ватерлоо, где я тоже принял участие, правда, на стороне пруссаков. И всякий раз после своей мнимой гибели я должен был бежать за границу. Причем так часто, что понятия рубежей для меня практически не осталось. Лишь иногда одни причины казались мне более заслуживающими уважения, чем другие; Наполеон разрушил то, что сумел построить Бонапарт.
Я поселился в отеле, где при регистрации не требуется называть своего имени, и на следующий день отправился на пляжи Нормандии. В дороге перед моим мысленным взором представали лица тех, кто был поделен на дюжины… военная форма, вышедшая из употребления десятилетия или даже века назад. Иногда некоторым из этих людей я даже спасал жизнь, но для них это означало не более чем отсрочку в несколько дней или месяцев. Другие оказывали подобную услугу мне, даже не догадываясь, что для меня это ровным счетом ничего не значит.
Целый долгий день я провел на пляже, созерцая следы былых сражений. Я зашел отобедать в маленький ресторан неподалеку. Рядом со мной расположилась компания посетителей преклонного возраста. Две женщины, они говорили между собой по-английски, или скорее — по-американски. Наверное, они тоже совершали паломничество по старым местам, воскрешая в памяти воспоминания, обсуждая своих знакомых, погибших и пропавших без вести. Женщины говорили громко — видимо, обе глуховаты. Я поймал себя на мысли: кажется, они сожалеют, что не погибли на этих пляжах. Тогда бы навсегда остались молодыми.
Именно в тот момент я и понял, что, по сути, тоже совершаю паломничество. Но, в отличие от этих женщин, я всегда был молодым и мог вспомнить гораздо больше погибших друзей. И если бы мне вздумалось навестить все места, где они погибли, пришлось бы проехать всю Европу, а потом еще заглянуть в несколько уголков Азии, Африки и Америки.
Но у меня вовсе не было желания ждать так долго.
Я все же прибавил один этап к своему неудавшемуся паломничеству. Очень короткий. Всего лишь заглянуть к мысу Барфлёр, где я умер в самый первый раз, в 1692 году.
Тогда мне еще не было шестнадцати, я был юнгой на одном из кораблей графа де Турвиля. Во время сражения вражеское ядро сломало рею, и с огромной высоты я рухнул в море. Я не умел плавать и сразу утонул, при этом счастливо избежав встречи с мешком бомб, брошенным с нашего корабля. Очнулся уже посреди океана, не понимая, что произошло.
Тонуть — довольно мучительная процедура, тем более когда это происходит с тобой в первый раз. Тогда мне казалось, что и в последний. Едва очнувшись, я принялся плыть, не зная куда и не задаваясь вопросом, что же со мной все-таки случилось. Это, несомненно, было чудом, за которое нужно благодарить своего небесного покровителя — святого Петра, держащего ключи от рая. Вознеся длинную благодарственную молитву, я едва не умер во второй раз, захлебнувшись морской водой. Какое-то время спустя, получив смертельный удар ножом, я впервые задумался, что, возможно, чем-то отличаюсь от всех остальных людей.
Как и везде, здесь тоже все изменилось. Я даже не узнал место, где когда-то вылез из воды. Задумчиво созерцал пляжи и прибрежные утесы. Здесь все когда-то и началось. Отчего бы именно в этом месте все и не закончить?
Неподалеку расположились несколько семей. Дети играли и купались, испуская радостные крики. Какие-то пожилые парочки, старички под зонтиком: она вяжет, а он разглядывает горизонт в бинокль. У меня такого не будет никогда. Два раза я был женат, но я оставался молодым, а супруга с годами все более и более дряхлела. Я замечал в ее глазах удивление и даже немой упрек. Позже у меня было лишь несколько мимолетных (в моем представлении) связей. Иногда они длились по несколько лет, но потом я исчезал, чтобы моя тайна не выплыла наружу.