Но мальчик никогда не выходит из дома, ни с кем не контактирует. Неужели Морл? Решил разнообразить жизнь подвластных ему людишек, чтобы не дохли с тоски? Может, перчику захотелось? Поиграть вздумалось? Или милосердие взбурлило? Поди разберись. Но доложить придется. Расписать в самомалейших подробностях. Для этого — проявить инициативу. Втереться в доверие к этому сброду. Возможно, подбросить кое-какие безвредные сведения. Играть, так играть. В двойных агентов.
— …в верности ордену и так далее клянусь.
— Перрон. Клянусь.
— Я… хм… Семик. Это… ну… приношу… И пусть меня сожрет… вот.
— Бугор меня кличут. Членом своим клянусь. А если кто клятву свою порушит — лично утоплю в говне. Мать твою…
— Фейри. — На пенек взобралась девица, которую Камил приметил еще раньше. Огромные сиськи, чуть прикрытые, крепкий, туго обтянутый шортами зад, крупные мускулистые руки, пламенные очи, смелые речи. — Аналогично.
В толпе заржали.
— Тоже клянешься своим членом, крошка?
— Твоими яйцами клянусь, — вспыхнула девица, — что предателей лично, вот этими руками… ну вы слышали.
Она спрыгнула с трибуны, уступая место следующему.
Немного погодя, тоже побывав на пеньке и дав торжественное обещание, Камил протолкнулся к ней и встал рядом.
— Есть разговор, — шепнул.
Она порывисто обернулась к нему, обдав волной презрения.
— Я не даю кому попало.
Толстяк мысленно одобрил ее сообразительность. Несмотря на явный горячий темперамент девки, у него возникла идея предложить ее хозяину. А холодная кожа… что ж, в конце концов, это дело техники. За приобщение к Тайне следует платить… некоторыми неудобствами. Девка здоровая, вытерпит.
— А с чего ты взяла, что я — кто попало?
— По роже видно.
— Э, девочка, сдается мне, я ошибся. Ты не только рожу не умеешь видеть, но и вообще ничего. Как же ты хочешь узреть Опекунов и их тайную Тайну? Для этого нужен особый глаз, понимаешь меня?
— Какой еще особый? — Девица в момент растеряла всю свою воинственность.
— А ну-ка давай отойдем в сторонку. Не полагается это слышать кому попало.
Он стиснул ее руку и отвел подальше от остальных.
— А такой особый, красавица, — продолжал он, — которым не обладает почти никто из этого жалкого сборища.
— Да ты… — Фейри задохнулась от возмущения.
— Тихо! — строго зашипел толстяк, сильнее сжав ее локоть. — Я — полномочный представитель ордена и советник председателя, второй хранитель священного знания, и ты будешь слушаться меня беспрекословно, ясно?
— Ясно. — Глаза у девицы блеснули собачьей преданностью, но тут же потемнели. — Врешь. Я не видела, чтобы ты подходил к председателю. Ты должен был говорить сначала с ним, чтобы он узнал тебя.
— Я встретился с ним еще утром. А сюда мы прилетели каждый своей дорогой, потому что… Не знаю, следует ли говорить тебе об этом…
Фейри отбросила свою подозрительность и глядела на него зачарованно.
— Хорошо, я скажу. Только будешь молчать об этом, поняла? Иначе…
— Поняла, — она горячо кивнула.
— Конспирация! — сообщил толстяк заговорщическим голосом. — Мы должны соблюдать осторожность. Среди нас могут быть подосланные. Шпионы, понимаешь?
— Кем подосланные? — выдохнула девушка.
— Опекунами, кем же еще. У них везде свои люди. Если они узнают о нашем ордене, нам крышка. Мокрого места не оставят. Всех нас поголовно сожрет огонь перевоплощения мира. Им это раз плюнуть, ведь у них Тайна.
Фейри глядела на него одновременно тревожно и восторженно. Удить рыбу Камил не умел, но виртуозно владел искусством подцеплять на крючок агрессивных гордячек. Они нравились ему — в постели их неуступчивость обыкновенно оборачивалась горячей, самозабвенной усердностью.
Камил воззрился на нее всепроницающим взглядом.