Герта вернулась, сунула Кубику в руку большую чашку с кофе, сняла халатик и опрокинулась животом на постель. Полежала немножко молча, внимательно глядя, как он жадно глотает огненную жидкость. А когда он поставил чашку на пол, рука ее медленно поползла в его сторону. Залезла под простыню. И решительно пошла на штурм.
Кубик бесстрастно отбил нападение. Рука уползла обратно.
— Мне пора на работу, — сказал он, не двигаясь с места.
— Ты работаешь? — поразилась Герта.
— Ну… — Кубик понял, что, разнежившись, проболтался и теперь она от него не отвяжется. — В общем да.
Герта рассматривала его как диковинную зверушку. Работает! Неслыханно. Людям не полагается работать. Они же не роботы. И не симы какие-нибудь.
— И где ты работаешь?
— Там. — Кубик махнул рукой. Выразиться яснее он не имел права.
— Значит, — в голубых глазах прыгала потрясающая догадка, — вот почему ты не такой, как мы все. И чем ты занимаешься?
— Конкурсом. — Кубик сказал правду. Это была примерно одна десятая часть правды.
Герта насторожилась. Спина напряглась и светлые на фоне черной кожи соски вислых грудей оторвались от постели. Кубику было неинтересно и неприятно на них смотреть. Он хотел уйти. Удерживала лишь стыдливая благодарность к этой некрасивой женщине, вырвавшей его из лап несчастных и злобных громил. В конце концов, все они, в этом городе и в этом мире, так или иначе несчастны. А в несчастье нужно держаться друг за друга. Пока позволяют законы природы.
— Ты — организатор Конкурса? — уточнила Герта.
— Один из.
Кубик отчетливо видел, как женское существо наполняется пылом, гневом и едкими словами.
— Тогда скажи мне вот что, — отчаянно кусая губы, начала Герта. — Что за сучки… сочиняют всю эту дрочильню? Какого… мы должны жить в этом…? Себя-то вы, как понимаю, огородили от этого… А мы?! Мне вот так уже… быть негрой. Чего им не хватает, этим дурам…? Дырок между ног? Перца на…? Сколько нужно иметь недостачи в мозгах, чтоб вставать в очередь на траханье с Божеством? У него ж небось елда как целое бревно. Так насадит, что не встанешь потом…
— Мне показалось, ты не веришь в его существование, — перебил ее Кубик.
— Зато эти дурынды… верят, — парировала Герта.
Конечно, она преувеличивала. Сценарии далеко не всегда были дрочильней. Бывали и хорошие. Если вспомнить… вспомнить… но ведь были же… только вспомнить… потом. И конечно, она просто не могла знать всего. Коротко говоря, она не знала ничего. Кубику стало очень грустно. Так грустно, что…
— Нет никаких дурынд, — спокойно и отрешенно произнес Кубик. — Сценарии пишут райтеры. Трое или четверо, точно не знаю. И все — мужчины. Судя по их виду, и без того затраханные службой, чтоб еще набиваться в гарем к Божеству.
Сказал — и похолодел. Сам не заметил, как выдал случайной любовнице, да какой там любовнице, просто, что называется, первой встречной бабе, секретные сведения служебного пользования. Тайну, свято и нерушимо хранить которую обязывался каждый сотрудник Центра. Под страхом лишения жизни.
Кубик сжал зубы и решительно встал с постели.
Герта притихла, словно тоже все поняла, и приклеилась к нему округлившимися глазами. Только пискнула:
— Зачем?
— Затем, — веско ответил Кубик, влезая в одежду. — Затем, что демократия. Ты знаешь, что такое абсолютная демократия?
— Нет.
— Это такое общество, которым управляют законы лотереи.
— А…
Попыталась возразить?
— Фальшивой лотереи, — уточнил Кубик, не дав ей заговорить. — Про которую все должны думать, что она настоящая. Или делать вид, что так думают, — добавил он, пристально глядя на женщину. — Ты поняла?
— Поняла. А если…
— Это все равно ничего не изменит. Эта тайна сама себя хранит. Новый реал сотрет ее из твоей памяти. И из памяти тех, кому ты успеешь проболтаться.
Да, хранит, горько подумал Кубик.