Топот приближался, слышался ленивый, сдержанный разговор. Рыжик вытянул шею и звонко, нетерпеливо заржал, перебирая ногами. Голоса затихли. Бальсен рассердился и ударил лошадь. Через секунду раздалось ответное, возбужденное ржанье, и повозку быстро окружили темные силуэты людей, сидящих верхом, с винтовками за плечами. Их было много, и Бальсену стало ясно, что это один из казачьих разъездов, бродивших вокруг Вендена. Он сморщился, с неприятным чувством вглядываясь в казаков, но лиц не было видно в темноте. Один подъехал близко, так, что голова его лошади обдала лицо Бальсена горячим паром ноздрей, и спросил:
- Куда путь держишь, дружище?
- В город... - неохотно ответил Бальсен, нетерпеливо пожимая плечами. - И очень тороплюсь.
- А чего же ты торопишься? - спросил другой казак и захохотал громким, резким смехом. - Дюже же ты торопишься, засев у середь поля!..
Под одним из всадников заиграла лошадь, и он, сочно выругавшись, ударил ее ногой в бок. Подъехал еще один, и по тому, как он спросил: - "Что тут?", и по тому, что казаки повернулись к нему лицом, Бальсен догадался, что это офицер. Казак, спросивший у Бальсена, куда он едет, подъехал к офицеру и начал что-то говорить ему, оглядываясь на крестьянина.
- Ты думаешь? - спросил офицер, зевая.
- Так тошно... Стоить у середь поля...
- Куда едешь? - сердито крикнул офицер.
- В город, господин начальник, - ответил Бальсен, снимая шапку. - За доктором. У меня очень больна жена...
- Откуда?
- Из Келя... Меня зовут Бальсен, Отто Бальсен...
- А есть у тебя паспорт?..
- Паспорт я забыл дома, господин начальник, - сказал Отто. - Но вы уж, пожалуйста, пропустите меня. Меня здесь знают кругом на сто верст. Я мирный человек.
Несмотря на уверенный тон, каким Бальсен давал ответы офицеру, смутная тревога, однако, сдавила ему грудь. Он вздохнул и продолжал:
- Нужда заставляет ехать в ночь, господин полковник. Очень неприятно. Я очень тороплюсь...
Офицер молчал, покачиваясь в седле, и Бальсен спросил:
- Так мне можно ехать? Меня здесь все знают...
- Нет, нельзя, - спокойно сказал офицер. - А может быть, ты не Бальсен, а? Как же это ты - без паспорта? Разве ты не читал приказа?
- Никак нет, господин полковник. Никто не читал у нас, - вздохнул Бальсен. - Со всяким может случиться ошибка, господин полковник. И я прошу вас простить меня. Мне нужно к доктору...
- А ну, обыщите его, ребята, - приказал офицер. - А зачем ты свернул с дороги?
- Я не знал, кто едет, господин начальник, - оправдывался Бальсен. Теперь много разбойников.
- Вылезай! - сонно сказал казак, спрыгивая с лошади. - Прощупаем тебя.
Бальсен засуетился, вылезая из повозки и покорно расставляя руки, пока казак ощупывал его и лазил по карманам. Вынув все, что было в них: трубку, табак, бумажник, часы и бумажку старухи Розе, он передал отобранное офицеру. Другой казак зажег небольшой ручной фонарик, и при свете его, бледном и прыгающем, Бальсен увидел худое, бледное лицо офицера, склонившегося над вещами крестьянина. Офицер долго ворочал и рассматривал рецепт, затем тщательно осмотрел часы и бумажник. Еще один казак подъехал к нему и начал что-то шептать. Офицер мычал и кивал головой, изредка восклицая: "А? - Да! - А? Да-а!.."
Время тянулось для Бальсена удивительно медленно. Он пристально и внимательно следил за движениями казаков и удивился, когда один из них вытащил у товарища изо рта окурок папиросы. Рыжик нетерпеливо фыркал, потряхивая дугой.
Наконец офицер сказал что-то сквозь зубы, передавая вещи Бальсена казаку, и крупной рысью скрылся в темноте. Казаки потянулись за ним. Бальсен облегченно вздохнул и сказал:
- Можно ехать?
Казак, стоявший возле крестьянина, бросил на него косой взгляд, шмыгнул носом и ничего не ответил. Понемногу уехали все, и осталось только четверо. Они переглянулись, спешились и подошли к Бальсену.
- Ну, вот что, друг, - сказал один, и Бальсену показалось, что он улыбается в темноте. Весело улыбнувшись ему в ответ, он хотел спросить, можно ли ему наконец ехать, но казак продолжал:
- ...мы тебя свяжем. А ты стой смирно. Смотри - не вздумай тикать застрелю!..
Он повернул Бальсена за плечо, и крестьянин, оторопев, послушно повернулся... И вдруг страшная мысль, огненным сверлом пронзив мозг, упала в душу... Он дико, отчаянно вскрикнул. Казалось, что земля уходит из-под ног и все кружится со страшной, молниеносной быстротой.
- Не прыгай, до города далеко, - апатично сказал казак, сидевший верхом. - Что толку? Все равно, брат, помирать когда-нибудь...
- За что?! - закричал Бальсен, и заплакал. - Меня все!.. Я Отто Бальсен!..
- Сам знаешь, за что, - угрюмо ответил казак. - Начальство, дядя, распоряжается, а не мы... Очень разумные. Вот за это самое.
Бальсен застыл, и казалось ему, что все мысли умерли в нем и сам он умер... А, быть может, это сон... Все сон: сырая, пронизывающая сырость осенней ночи, рыхлая земля под ногами, Рыжик, опустивший голову, и эти замолкшие, темные фигуры людей, отдалившихся от него... Это бывает, и Отто вспомнил страшные кошмары, когда, проснувшись в теплой, темной комнате, облегченно вздыхаешь, натягивая одеяло, и поворачиваешься, засыпая вновь...
В голове его пестрым, разноцветным узором пробежали вдруг грядки небольшого огорода, сокровища Анны. Упругая, светло-зеленая капуста, темный стрельчатый лук, белые цветочки картофеля и желтые огуречные... Все это было, и всего этого не будет. И сам он, Отто Бальсен, Бальсен, которого знают на сто верст кругом, куда-то исчезнет, и никто не будет знать и никогда не узнает, почему так вышло...
И снова мысль упала в прошлое, и снова перед Бальсеном сверкнули желтые, пышные поля и смуглые руки Анны. И снова было непонятно, почему теперь явились сильные, злые, вооруженные люди, взяли его и убили...
Он безотчетно рванулся вперед, но, сделав два-три шага, споткнулся и сел со связанными руками на сырую, вязкую землю. Казак, сидевший на лошади, заметил:
- Ослаб. Пужается...
- Я видал, - сказал другой. - А видал и таких, которые смелые. Есть тоже из ихнего брата...
Гнев и отчаяние окончательно овладели Бальсеном. Он хотел крикнуть и не мог. Казалось, еще немного, и он проснется... Еще, одно, еще последнее усилие...
- Не копайся, Данило, - сказал верховой. - Вы, черти!.. Чего томить человека?!
Темные фигуры отошли на несколько шагов и остановились. Бальсен видел, как сверкнули длинные красные огоньки, и острая, тянущая боль стеснила ему дыхание. Падая, он увидел свой дом, светлую комнату, Адо, склонившегося над газетой, и больную, любимую Анну...
Затем все исчезло.
ПРИМЕЧАНИЯ
Случай. Впервые - в газете "Товарищ", 1907, 25 марта (7 апреля). Этот рассказ впервые подписан псевдонимом "А.С.Грин". Публиковался также в измененной редакции под заглавием "Прусский разъезд" в журнале "XX-й век", 1915, № 4.
Тычина (укр.) - кол.
Ю.Киркин