Но нельзя забывать и про мою тогдашнюю наивность и впечатлительность. Так же, как когда-то я жадно впитывал невероятные рассказы менестрелей, теперь я был готов поверить этому болтливому проходимцу. Наверное, так и творится история – из трусости одних, глупости других и безграничного авантюризма третьих.
– К тому же есть еще один момент, – видя мои колебания, продолжил Грош. – Даже в этих странных краях все равно надо будет как-то добывать себе пропитание…
– Я буду зарабатывать игрой на лютне и пением! – заявил я.
– Это если там есть, кому тебя слушать, – парировал Грош. – К тому же что ты знаешь о местных вкусах? Лично я полагаюсь на обаяние и ловкость. И меня просто обожают женщины, особенно скучающие вдовушки – а таких после последних войн должно быть предостаточно. Так что в разных ситуациях мы с тобой не дадим друг другу помереть с голоду. Согласен? Или ты по-прежнему боишься?
Я был молод и глуп. Но и в те времена не был трусом.
– Так по рукам? – Грош снова подставил ладонь.
– По рукам!
Так мы впервые пожали друг другу руки.
Дружба – странная штука. Иногда она сталкивает совершенно противоположных людей и существ. Так эльфы, наверное, дружат со своими деревьями, а гномы – с угрюмыми скалами. Так было и в нашем случае.
Кто тогда мог подумать, что дружба наша станет крепче заговоренной гномами стали?
Мы были очень разными, но судьба будто специально окунула нас в бурлящий котел событий, в котором мы стали удивительным образом дополнять друг друга. Я был уверен, что ловкий Грош способен вывернуться из любой, даже самой сложной ситуации (сейчас остается лишь посмеяться над моей тогдашней наивностью). Грош же, раскрыв рот, доверчиво внимал моим пересказам древних легенд (теперь давайте похохочем над этим самоуверенным ловкачом).
Так, вполне довольные друг другом и уверенные в успехе общего предприятия – каждый в своей, особой области, – мы двинулись по едва различимой тропе в сторону черных Драконьих скал.
Навстречу удивительным событиям.
В самую пасть тьмы.
Глава третья, в которой Свидрик пробует себя в роли барда, наблюдает редкое астрономическое явление и спасается бегством
Перевал был не слишком высок, но идти по нему было чрезвычайно трудно. Тропа терялась среди многочисленных обвалов, и нам приходилось то и дело взбираться на огромные кучи обломков, спускаться в глубокие провалы. Над головой, словно уменьшенные копии древних драконов, кружили терпеливые грифы – не торопясь, словно заведомо зная: обед никуда не денется, и эти глупцы скоро станут тем, кем и положено становиться забравшимся в эти места, – падалью.
Первая же ночь доставила нам немало страху: вокруг, не смолкая, душераздирающе выли какие-то твари, и мы невольно жались друг к другу у жалкого костерка, что удалось соорудить из найденных в округе немногочисленных корявых сучьев.
Чтобы заглушить отвратительные звуки, я наигрывал на лютне незамысловатую мелодию, пытаясь разрядить обстановку песней:
– Хорошая песня, – вставил Грош. – Прям про нас с тобой. Только озера здесь никакого нет, да и леса тоже…
Я продолжал:
– Неправильная какая-то песня, – заметил Грош. – Чего они боятся? Раз уж пришли – так хватай и беги!
А я пел, перебирая струны, уставившись на языки пламени:
– Чего-то мне не по себе, – кашлянув в кулак, сказал Грош. – Когда же закончится эта неприятная история?
– Вот это славный конец! – воскликнул Грош. – Хорошая награда за упорство и любознательность… – Он сделал паузу, посмотрел на меня, поднял бровь. – Что… Не конец еще?
Я помотал головой.
– Эх, да чтоб тебя разорвало! – вскричал Грош, вскакивая. – Что же это за история такая?! И без того душа в пятках, а ты про мертвые головы тут рассказываешь! Да и как этот парень мог видеть свою же голову?!
– Так в песне поется… – оправдывался я.
– Поется… А повеселее ничего нет?
Четно говоря, я никогда не задумывался, насколько жуткой может оказаться история, если поведать ее в подобающей обстановке. В родных краях песенка про семерых бродяг казалась просто забавной шуткой…
– Да есть вроде и повеселее… – неуверенно сказал я и снова запел:
– Да что же это такое! – возмутился Грош. – И это, по-твоему, – веселая песня?!
Я и сам уже понял, что весельчак из меня никудышный: еще немного, глядишь – и сам зарыдаю от страха.
– Тоже мне – поэт! – разорялся Грош. – И какой от тебя только прок, если ты даже человека развеселить не можешь?!
– Я менестрель, а не шут! – в сердцах выкрикнул я. – Мое дело – не смешить, а пробуждать в людях высокие чувства!
– Ага – желание наделать в штаны со страху! – ехидно парировал Грош.
– Да ты ничего не понимаешь, – пыхтел я. – Ты… Ты…
В следующий миг произошло нечто странное.
Смолкли вдруг мерзкие ночные звуки. И наступившая тишина показалась еще более пугающей, чем окружавшая нас вакханалия звуков. Мы тоже замолчали, настороженно вслушиваясь в эту ватную тишь.
И вдруг скалы осветились мертвенным, дрожащим голубоватым светом. Не сговариваясь, мы подняли глаза к ночному небу.
Там, в вышине, оставляя за собой рассыпающийся искрами след, неслась голубая звезда. В лицо ударило теплым ветром – несильно, даже как-то бережно…
– Падает… – зачем-то прошептал я.
– Ага… – столь же тихо отозвался Грош.
Звезда прочертила в небе бледную, таящую полосу и исчезла за скалами. Через несколько мгновений где-то далеко-далеко, в той стороне, ослепительно вспыхнуло.
И вновь наступил мрак.
Тут же, словно выйдя из оцепенения, взвыли ночные твари – осатанело, будто неистово хотели наверстать упущенное время.
– Это знамение… – гробовым голосом сказал я. Не собирался я больше пугать приятеля – по-другому не вышло.
– С чего ты взял, что знамение? – неуверенно спросил Грош.
– Чувствую… В Невендааре ничего не происходит случайно. А часто ли ты видишь такие странные падающие звезды?
– Нет у меня привычки в небо пялиться, – развязно заявил мой компаньон. – Я не романтическая барышня, я деловой человек. И вообще…
Что должно было последовать за этим «вообще», я так и не узнал – к привычному уже вою и визгу добавились новые звуки – движения, шуршания камней. И тут же со стороны узкой расщелины поползли в нашу сторону зловещие тени.
– А… – пробормотал я. – Что это?
– Где? – Грош подпрыгнул на месте и обернулся.
На фоне размытых черных силуэтов теперь явственно светились бледные зеленоватые глаза.
Многочисленные рассказы, передаваемые из уст в уста и дошедшие однажды до моих ушей, не несли в себе достоверных описаний. Но я и без того догадался, кто пожаловал к костру – по наши души.
– Нежить! – заорал я.
Заглушив меня, разразился воплями Грош. Он бросился к костру, и мне даже показалось на миг, что у него помутился рассудок: вместо того чтобы бежать сломя голову, он принялся ворошить костер. В сторону незваных гостей полетели горящие поленья. Из темноты донеслось рычание – недовольное и, похоже, несколько удивленное. Но рассчитывать на испуг зловещих пришельцев было глупо.