Медленно, словно любуясь пейзажем, я повернулся в сторону, нащупал рукоять меча, как можно быстрее выдернул из ножен и сделал резкий выпад, стараясь достать мечом незнакомца.
Там как пелена спала: миниатюрная испуганная женщина отступила на шаг, что ее и спасло: острый кончик меча уперся ей в ложбинку между грудями, сильно натянув ткань платья.
Я застыл в замешательстве: она головой мне до середины груди, похожа на девочку-подростка, но за спиной подрагивают яркие цветные крылья бабочки, красные с черными и белыми пятнами. Даже издали из-за толстых прожилок крылья показались составленными наподобие мозаики. Она не двигалась, трепеща в ужасе, я рассмотрел, что крылья сильно потрепаны, а белое вовсе не цвет, а дыры. Да и края излохматились достаточно сильно.
Я медленно опустил меч, женщина выглядит потрепанной не меньше, чем ее крылья, немолодая, с крупной и слегка обвисшей грудью, что для эльфов большая редкость, у них груди обычно небольшие и всегда словно вырезанные из дерева.
Она смотрела на меня, усталая, в глазах признание поражения. Я не стал ждать, когда заговорит, да и заговорит ли, вон как вздрагивает всем телом, произнес тихо и почти шепотом:
– Доброе утро… Я конт Астральмэль, благородный эльф, подданный королевы Синтифаэль.
Женщина заметно приободрилась, приблизилась уже без такого явного страха, но все-таки остановилась в двух шагах, чтобы я не дотянулся.
– Мы слыхали о вас, конт, – произнесла она милым голоском, но с легким оттенком хрипотцы. – Потому и решились… поговоррггь с вами.
– А кто вы? – спросил я шепотом.
– Мы Тайные Альвы, – ответила она.
– Темные?
– Нет-нет!…
– Ночные?
– Тоже нет, – заверила она, – хотя да, в некотором роде и ночные, в темноте прятаться легче, но только потому. В наших землях теперь живут согнавшие нас люди и в предыдущих – тоже… Мы скитаемся, и если бы не наше умение прятаться, все погибли бы давно, очень давно…
– Альвы, – уточнил я, – это же эльфы?
– Нет, – шепнула она, – альвы… это альвы. Это общее название эльфов, цвергов, дварфов и даже кобольдов. Ну и… часть фейри – тоже альфы. Мы в родстве с ними всеми, хотя… не всегда дружим.
– Мягко сказано, – обронил я. – То-то меня ввели в заблуждение крылышки. Это знак различия или в самом деле на них можно летать?
Она улыбнулась.
– Нет… Мы летаем… потому что летаем.
– Понятно, – ответил я, – ну, любезностями обменялись, но вряд ли вы пришли затем, чтобы мною полюбоваться вблизи. Ради чего рискнули открыться? Если хотите забраться ко мне в постель, я совсем не против, но как насчет крылышек… хотя, конечно, можно принять меры, я даже знаю примерно как…
Она прервала, уже приободрившись, женщины всегда чувствуют прилив сил и уверенности, когда с ними заговаривают о постели:
– Нас осталась горстка, конт! И та медленно тает, хотя мы прячемся так, что вы первый из людей, кто нас видит. Мы хотим… перестать прятаться! И когда дошла весть, что вы человек, который правит людьми, и в то же время знатный эльф… мы после долгих споров…
– Разумно, – сказал я. – Знаете что, тут небезопасно, да и я не хочу скандача… женат, знаете ли, а уединиться с женщиной в день коронации моей жены… у людей так не принято. Вечером, даже раньше, я покину этот дворец, этот город и это королевство. Мы можем поговорить в дороге без помех со стороны!… Как вам такой вариант?
Она подумала, затем взгляд ее усталых синих глаз встретился с моими.
– Через какие ворота поедете?
Часть вторая
Глава 1Гости прибывали даже утром за пару часов до начала коронации. Самых знатных разместили
в зданиях дворца, остальных в городе, но и за городской стеной выросло столько шатров, что город оказался не просто в плотном кольце, а утонул в нем, как глыба серого камня на вершине роскошной клумбы с множеством мелких, но ярких цветов.
Я ошалел от размаха, вот как нужно проводить коронацию, стучало в черепе. Чувствуется, за дело взялась женщина. Это мы умеем планировать лишь битвы и сражения, да еще королевства захватывать, а вот организовать такой праздник нам точно не по зубешкам, кишка тонка.
Когда здесь закончится, хорошо бы пригласить ее распорядителем на коронацию Гот- фрида, да не поедет, зараза. Думаю, что и сюда одни съехались из-за зрелишности и любопытства, а другие просто опасаются вызвать ее неукротимый и беспощадный гнев.
Наверное, именно неукротимый и беспощадный, я уже успел пообщаться с нею и вижу, что характер у нее ой-ой, была бы мужчиной, уже чингисханила бы по всей планете, а то и македонила.
Граф Меркель лично явился за мной, обеспокоенно всмотрелся в мое донельзя радостное и потрясенное величием момента лицо счастливчика-консорта.
– Готовы, ваше высочество?
– Готов, – ответил я обреченно бодро. – Совсем готов.
Он покачал головой, на лице проступило выражение осуждения.
– Ваше высочество, – сказал он с мягким упреком, – что-то не вижу на вашем лице надлежащего ликования… О чем вы думаете?
– О флоте, – ответил я с любезной готовностью, – а вы о чем?
Он вздохнул тяжело и картинно закатил глаза.
– Ох, ваше высочество! Ну не поверю, что вы не ликуете втайне, хотя да, все мы стараемся не показывать слишком бурно нашу великую радость, дескать, не по- мужски, но сегодня особый день!
– Да, – согласился я. – И таких в году всего триста шестьдесят пять. Уже идем?
Он изящно поклонился.
– Да. Вы должны прибыть раньше королевы, но не слишком рано, это тоже урон… Дождитесь ее появления стоя, а опуститесь в кресло не раньше, чем сядет Ее Величество…
– Вы это по дороге расскажете, – ответил я. – Ну, топаем!
Коронации мезинских королей всегда происходили в соборе Святого Петра, где церковные иерархи возлагают на головы коленопреклоненных правителей короны и мажут им лбы елеем из особого сосудика. Затем торжественная церемония под радостные вопли ликующего народа двигается через площадь к дворцу, где и происходит заключительная часть церемонии. Там монарху вручают знаки власти, то есть скипетр и державу, однако Ротильда решила провести все в королевском дворце.
Велено сообщить, что королева таким образом из скромности сокращает церемонию, однако на самом деле, что понял не только я, повысила ее значимость, вернее, свою роль. Не она идет в собор принимать помазание от церкви, а церковь приходит к ней.
Я стоял на положенном мне месте, рядом с троном, держал на лице улыбку и наблюдал за всем тщательно срежиссированным, молодец Меркель, лицедейством.
Вообще-то правильнее называть это восхождение на трон интронизацией, но этот термин постепенно подгребли под себя церковные власти Рима, теперь лищь папа проходит интронизацию, а всяким там королям достаточно и простой коронации, что в свою очередь уступит со временем еще более упрощенной инаугурации.
Корон, как я уже знал от Меркеля, у Ротильды несколько: бриллиантовая сапфировая – это свадебная, цветочная – на выход, там бриллианты и жемчужины расположены в виде цветов, рубиновая – для празднеств, а кроме того еще несколько в виде тиар и диадем…
Я гадал, какую наденет сейчас, под платье или серьги, однако Ротильда появилась в наиболее строгой и торжественной, то есть красной шапочке, которую опоясывает широкий золотой обруч, а сверху к нему присоединены золотые дужки, щедро украшенные жемчугом. На самой вершине маленькая держава с крестиком, а на самом обруче чередуются крупные изумруды и рубины в таких же традиционных квадратных оправах. Шапочка снизу оторочена горностаем, так что смотрится при всей торжественности даже мило.
громко и торжественно прогремели фанфары. Раздались ликующие вопли, начали приближаться, наконец в распахнутых воротах коронного зала появилась Ротильда, блистающая во всем величии своей дикой красоты, ведь красота – страшная сила, и это понимаешь, когда смотришь на Ротильду Дрогонскую, сильную и пышущую волей, упорством и натиском.
Она издали бросила на меня победно-собственнический взгляд, сразу оценила, что я согласно протоколу стою точно на отведенном месте и в том костюме, к созданию которого, уверен, и она приложила руку.
По губам пробежала покровительственная улыбка, но взглядом дала понять, что извиняется, что в коронационных хлопотах мы так и не поговорили толком, тем более не повачялись в общей постели, но скоро это закончится, и все наверстаем…
А вот это вряд ли, мелькнуло у меня. В будущем нам предстоят серьезные трения, дорогуша, говорю это как мудрый политик, заглядывающий в будущее дальше любого придворного чревовещателя.
Епископ уже смиренно ждет внизу на середине зала, Ротильда приблизилась царственно и величественно, никакого христианского смирения, легко опустилась на колени и красиво сложила ладони у груди, но опять же, словно играючи. Он опустил ей на голову корону, помазал елеем и благословил, она тут же поднялась с цветущей улыбкой победительницы и прошла дальше по красной ковровой дорожке, где и поднялась по ступенькам к трону.