– Я тебе запрещаю это делать.
– Я просто спрошу…
– Я сказал! - повысил голос Николай.
– Хорошо-хорошо, успокойся. Подумаешь, делов-то - детский зонтик!
Пока оператор несколько раз подряд снимал кадры на чердаке, Вардан Хачатрян в самом углу, где было темнее, при свете спички рассматривал стену и что-то записывал в блокнот. Я подошел к нему. Он попросил, чтобы я посветил ему спичкой. Сам измерил рукой валявшийся у ног туфовый камень, обточенный с одной стороны. Показал мне при очередной вспышке света на глубокую яму в стене.
– Вот отсюда Феликс вытащил камень. Но, видать, передумал по ходу дела. Я, кажется, догадался, почему передумал. Поэтому попросил сделать второй кадр.
– Я никак не могу уловить суть и смысл того, о чем вы говорите.
– Зажгите еще раз, - сказал он и, дождавшись света, вновь взялся за измерение.
Теперь он уже измерял выемку в стене. - До сих пор, - продолжил он, - вот до этого самого места, если быть точнее, мы считали, что каждым шагом командовал Николай. Но здесь, уверен, начинается своего рода творчество Феликса. Это очень важно. А то получается, что Индеец Джо всего лишь слепой исполнитель воли своего шефа.
– А в чем заключалось само творчество?
– Вот на этот вопрос я и хочу ответить. Как, по-вашему, вот этот камень за какое время можно вытащить из зацементированной лунки?
– Смотря кто работает. Я смотрел на руки Феликса: мышцы ходуном ходят.
– Он натренировал мышцы, как культурист. Растил мышцы ради силы, не думая о дыхании. Такой человек вряд ли долго смог бы работать в духоте. Дело было в пять часов вечера, в самую жару. Если сейчас, в такую рань, мы здесь едва выдерживаем, то каково же было в пять часов вечера? Да еще долбить час за часом.
Так что Феликсу пришлось искать другой путь к осуществлению Цели. Об этом мог не знать Николай, который, кстати, отказывается от своего руководства.
– Но вы же сами говорите, что Индеец Джо не только слепой исполнитель чьей-то воли, он сам проявил инициативу, так сказать, работал творчески.
– Да, но надо доказать, что этот единственный случай отклонения от разработанного плана не есть нарушение самого плана, автор которого Николай.
– Туманно для меня.
– Пока нам нужна истина. Одна лишь истина…
– Не вижу привычной улыбки Индейца Джо, - сказал Николай входящему в палату Феликсу.
– Настроения нет.
– Чего это?
– По ночам вижу моего мальчика.
– А может, жену?
– Жену тоже.
– Потерпеть придется. Ты же и для ребенка, для жены идешь на ответственное дело.
Может, последнее рискованное дело в жизни.
– Может, действительно последнее?..
– Не каркай. Я имею в виду, что нам хватит с тобой до конца дней. А сгореть - невозможно. Все учтено, рассчитано. Я тебе об этом сто раз говорил, мы никогда не погорим. Это просто невозможно. Горят только те, кто заодно планирует мокрое дело. А мы об этом не помышляем, у нас все по-другому. Подумаешь, несколько сот тысяч хотим иметь… А если сработаешь четко - будет больше. А пока давай прорепетируем. Для чего складной лом?
– Чтобы открыть любые двери.
– Для чего зубила и молоток?
– Ты мне лучше скажи, для чего мне детский зонтик? Я уже больше недели ломаю голову.
– Ты мне не ответил на мой вопрос.
– Зубила и молоток - мой постоянный инструмент. Зачем ты спрашиваешь?
– Чтобы ты ответил.
– Долбить стену. Продырявить потолок коловоротом. Дальше действовать вновь зубилом и молотком.
– Для чего ножовки?
– Пилить арматуру, которая проходит вдоль бетонной плиты.
– Все пилить?
– Нет. Одну оставить. С самого края.
– Для чего?
– Чтобы привязаться к ней.
– Каких размеров сделаешь дырку в потолке?
– Примерно сорок сантиметров диаметром.
– Как будешь сверлить?
– С краев, по окружности. Потом буду выковыривать ломом и зубилом.
– Какая высота потолка от пола?
– Более четырех метров.
– Когда будешь работать ломом и зубилом, куда будут падать куски бетона?
– Туда,вниз. На пол.
– Какая высота?
– Я уже говорил, более четырех метров.
– Который час будет примерно, когда начнут падать куски бетона на пол?
– Примерно три-четыре часа ночи.
– То есть эти куски будут падать с такой высоты в абсолютной тишине, когда даже на улице ни шороха, ни единой машины, когда даже птицы еще не начали свои утренние песни. Значит, будет стоять грохот от падения кусков бетона.
– И еще какой грохот! - согласился Феликс.
– Значит, на улице будет все слышно.
– Возможно.
– И что ты предпримешь?
– Постелю на полу одеяло.
– Не шути. Что ты предпримешь?
– Буду работать осторожно.
– Все равно куски, большие и маленькие, будут падать. Это же огромная площадь - сорок на сорок. Несколько десятков кусков. Несколько десятков громких ударов.
– А что ты предлагаешь? - спросил Феликс.
– Предлагаю всего один удар.
– А остальные?
– А остальных не должно быть.
– А что должно быть? - Феликс уже сам заинтересовался, ему не терпелось узнать, как предотвратить шум.
– В первую же дырку просунуть детский зонтик.
– И что?
– Зонт пройдет и раскроется.
– И кто его будет держать?
– Ты.
– А кто будет сверлить, долбить, ковырять?
– Ты.
– У меня две руки.
– И две ноги.
– Ноги для того, чтобы ходить и стоять на них.
– К ноге можно привязать зонтик.
– Можно.
– Я не спрашиваю. Я утверждаю.
– Зонтик, значит, раскроется…
– Зонтик раскроется и без всякого шума наполнится осколками бетона.
– И ты молчал столько дней?! - Феликс привычно засиял.
– Молчал. Так было надо.
– А как быть, когда зонтик наполнится, когда закончу работу? Бросить - грохнется и, можно сказать, взорвется, как бомба.
– Бросать не надо. Надо опускать - зонтик обратно не влезет.
– Как я опущу на такую глубину?
– На веревке.
– Значит, я должен привязать его к ноге на длинной веревке.
– Ты умница, догадлив, как настоящий Индеец Джо. И если так, то подумай: чего еще забыл? Что должен еще взять с собой?
– Не знаю. Вроде уже обо всем договорились.
– Ты забыл о самом, может, главном. Но об этом я тебе скажу накануне. То есть через три дня… А теперь уходи. Скажи Карине и всем, кто приходил ко мне, что в больнице карантин. Пусть никто не приходит сюда. Никто. Не приходи и ты ровно два дня. Придешь на третий день. Утром пятого августа. Я тебя снова буду экзаменовать.
– Но почему два дня я не должен приходить сюда? Вдруг возникнут вопросы какие?
– Много вопросов не возникнет. А если возникнет что - решим пятого августа. Мне самому эти два дня нужны. Вот я тебе сказал о том, что ты забыл о самом главном.
А ведь я сам не знаю, что именно мы забыли. Я просто чувствую. И мне надо два дня, чтобы все продумать.
– По-моему, мы учли все.
– По-твоему. Но не по-моему.
В ту ночь Николай не сомкнул глаз. Он ни на минуту не сомневался, что операция завершится успешно. По крайней мере, оснований для опасений нет. Конечно, стопроцентную гарантию никто не даст. Но за девяносто процентов Николай ручался самому себе. А десять? Вряд ли Феликс мог догадаться, что именно ради оставшихся сомнительных десяти процентов и взял Николай эти двое суток. Вроде тайм-аута.
Остаться наедине с собой, никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Десять процентов - это немало. Каждый из них может привести в пропасть.
«В пропасть - кого? - рассуждал про себя Николай, лежа на спине. Боли он уже не чувствовал. - В пропасть упадет в случае провала Феликс. Не могут же заподозрить человека, лежащего в больнице? Ведь во время взятия банка я буду здесь играть в домино, в карты, в нарды. Индеец Джо хороший парень. От него зависит все. В том числе и то, чтобы не было никаких сомнений вообще. В Краснодаре меня прозвали Лазером. Знали бы они, какое я ничтожество по сравнению с Индейцем Джо! Я верю в него. Никаких десяти процентов. К черту сомнения! Ну а если что случится? Такова жизнь. Значит, надо, чтобы он взял с собой пистолет. Я против мокрых дел. Но пистолет нужен на всякий случай. Пусть он его не применит. Но лучше, если в случае чего у него обнаружат оружие. Так будет лучше для нас обоих. Если гореть, то гореть нужно одному и до конца. Феликс меня не выдаст. А выдаст - ничего страшного. У меня алиби. Я лежал в больнице. Я выпрямиться не могу, не то что ограбить банк. Пистолет осложнит положение Феликса - это верно. Дело будет оформлено, как вооруженное ограбление. Говорил же, что забыли самый, может, важный предмет. В случае провала погорит один Феликс. На первом же свидании с женой она ему скажет, что шеф во всем помогает, регулярно через ребят шлет деньги. Если погорим оба, кому это выгодно? Феликсу? Вряд ли. Я на свободе худо-бедно сумею помочь его семье, которую бедняга даже во сне стал видеть в последнее время. Мне, разумеется, тоже невыгодно. Так что все идет правильно…