Он бы скучал по Кате, звонил и радовался ее голосу. Он бы напивался с ребятами, а она бы его ждала, и он знал, что она не злится и ей не скучно. Он ревновал бы ее к мужикам в клубах. Она бы спрашивала: «Кто звонил?» Он называл бы ее «бусинкой». Она бы говорила, чтобы он не подходил к стиральной машине, потому что не отличает черное от белого. Ночью она бы прижималась к нему, чтобы согреться, и он обнимал бы ее холодные ноги своими горячими. Она злила бы его тем, что скапливает модные журналы где-нибудь в углу. А он бы раздражал ее тем, что набивает пепельницу окурками до самого верха.
А еще бы у него был ребенок, и он не стал бы для этого ребенка идеалом. Он не делал бы вид, что лучше всех разбирается во всем и не поучал его, и почти не наказывал, а пояснял бы ему, почему так делать нельзя – чтобы ребенок понял. И у него были бы хорошие отношения с Машей, и он заботился бы о ней, и защищал бы от матери, и он не дал бы ей, беременной, растолстеть.
Он мечтал о жизни, которой не будет, и что-то внутри него надрывалось и визжало, как порванная струна. Ему очень хотелось жить.
Глава 18
Андрею было хорошо, когда он хотел умереть. С оттенком грусти, но все-таки он точно понимал, что это хорошее решение.
Сейчас он хотел жить, и его мучили сомнения, и было так плохо, что душевная боль затмевала одно из величайших похмелий в его жизни.
Ему не нравилось это желание жить. Он не мог ответить на вопрос: зачем? Андрею было страшно. Так страшно, что он не чувствовал рук – они заледенели.
Все случилось слишком быстро. Еще вчера все было прозрачным, очевидным, а сегодня его разум застит туман чувств, которые он, как какой-нибудь клептоман, маньяк, наркоман, не может контролировать.
А ведь он привык все держать под контролем.
Он всегда опасался того, что живет у него внутри. Всех этих эмоций, страстей. Говорят, что они дают радость, но Андрей точно знал, что обратная сторона любой радости – отчаяние. Уныние.
Он не хотел остаться один на один с жизнью, которую ненавидел за то, что она бывает жестокой и несправедливой.
Но горе утраты было таким значительным, что хотелось кричать от страха.
Казнь.
Приговор оглашен, осталось только ждать, пока тебя выведут на эшафот. Увы, он пойдет не с гордо поднятой головой – он будет выть, умолять, ползти на коленях и обещать все что угодно за право жить.
Звонил телефон, но Андрей неспособен был говорить с живыми людьми.
Постучали в дверь. Он не открыл.
Панов слышал, как отпирают замок, кто-то хлопает дверьми…
– Офигеть! – воскликнула Глаша.
Андрей, завернувшись в халат, сидел в пустой ванне.
– Отстань, – произнес он и закрыл глаза.
С закрытыми глазами Глаши как будто и не было.
– Андрей, это лажа! – говорила Глаша, которой не было. – Я знаю, тебе страшно, но ты должен собраться.
– Уйди, а? – взмолился Андрей.
– Ну, сколько ты будешь здесь сидеть?! – возмутилась Глаша.
– До последнего вздоха, – пообещал Андрей.
И тогда она включила холодную воду. Андрей вопил, метался по ванне, швырял халат на пол, подпрыгивал, хватался за сердце, которое не выдерживало такой спортивной нагрузки…
– Сука! Какая же ты сука! – задыхался он.
– В кровать! – прикрикнула на него Глаша. – Быстро!
Она уложила его, накрыла одеялом, заказала бульон и чай, включила телевизор.
– Глаша… Ну что за херня какая-то на фиг, честное слово… – ворчал Андрей.
Глаша легла рядом.
– Какое в жопу дерьмо… – простонал Андрей.
– Да ладно тебе! – улыбнулась Глаша.
– Глаша, все плохо, – он повернулся к ней. – Я бездарность. Неудачник. Я теряю что-то важное именно тогда, когда научился это ценить. Мне больно… – он приложил руку к сердцу. – Я тридцать пять лет занимался какой-то фигней и сам этого не понимал. Какой, блин, ужас! Ты хотя бы меня понимаешь? О чем я говорю?
– Да ладно, Андрей, ты не такое говно, каким кажешься.
– Ой, какая ты добренькая, ты меня просто утешила!
– Правда в том, Андрей, что не каждый знает, что поделать со своей жизнью. Вот ты бы что сделал? С этого мгновения.
– Я бы… – и он замолчал. – Я бы… Да в этом все и дело. Я не знаю. Не могу загадывать больше, чем на день. Поехал бы с Катей в Черногорию. Нашел бы Маше врача. Черт! Ты не знаешь… Я влюбился, и у меня будет ребенок. От другой женщины.
– Ну, вот ты влюбился… – вкрадчиво произнесла Глаша. – И что? Что ты чувствуешь?
– Да что ты ко мне привязалась?! – вспылил Андрей. – Ты что, психолог? Что ты вообще тут делаешь? Откуда ты узнала, что я здесь?
– Обзвонила все гостиницы.
– Ага, конечно!
– Тебе хорошо быть влюбленным? – терзала его подруга.
– Да отстой это! Мне плохо. Хочу снова стать бесчувственным подонком.
Принесли бульон. От горячего его разморило, и Андрей заснул.
Проснувшись, обнаружил новую одежду, кроссовки, и Глашу, которая сидела в кресле и читала «ОК!».
– Одевайся, – велела она.
– Да пошла ты! – Андрей зажмурился и накрылся одеялом с головой.
– Это важно. – Она села на кровать, стянула с него одеяло и погладила по голове. – Пожалуйста. Ты не пожалеешь, поверь.
Андрей, чье сознание подчинялось кошмару в желудке и пульсирующей боли в голове, неожиданно для себя решил, что не может больше находиться в номере, где испытывает нечто похожее на боязнь замкнутого пространства, встал, пошатнулся, с трудом сдержал тошноту, оделся и молча поплелся за Глашей.
Они наняли такси и отправились на Петровку, в тихий приличный ресторанчик, где устроились на улице.
– Опохмелись, что ли, а то на тебя без слез нельзя смотреть, – посоветовала Глаша.
Андрей попросил водки.
– Где ты откопала этот свитер? – он с подозрением взглянул на свой черный джемпер с молодежным рисунком.
– Все «Дизель». Я думала, тебе понравится.
– Ну, ага! – кивнул Андрей. – Я выгляжу, как подписчик журнала «GQ».
– А ты разве не такой? – усмехнулась Даша.
Андрей задумался.
– Я… не такой, – произнес он в конце концов. – Ты что, не веришь, что люди меняются?
– А ты?
– Бл…! – выругался Панов. – Когда же я сдохну?! Глаша! Что тебе от меня нужно? А?
Принесли водку. После первой же рюмки ему стало веселее. Глаша больше не раздражала своими душеспасительными беседами.
– Привет, – послышался сзади мужской голос.
Андрей обернулся и увидел Германа.
«Сплю», – решил он.
– Садись, – пригласила Германа Глаша.
Брови Андрея полезли наверх.
– Я что-то пропустил? – поинтересовался он и налил себе еще водки.
Глаша с Германом сидели напротив него и с неподдельным интересом следили за тем, как Андрей пьет водку. Ради забавы он черпал ее чайной ложкой. Его собеседники молчали.
– Вы знакомы? – спросил Андрей только ради того, чтобы начать разговор.
– А ты как думаешь? – произнес мрачный Герман.
– Я вам не мешаю? – Андрей потянулся за черным хлебом, но Глаша хлопнула его по руке.
– Я начну, – сказала она. – Ты, Андрей, знаешь условия договора. Но ты не знаешь, что договор заключен с нарушениями, без соблюдения необходимых формальностей… хотя большого значения это не имеет. Мы не готовы судиться. Но после доверительного разговора с Германом и еще кое с кем мы пришли к выводу, что должны тебе помочь. Если ты, конечно, к этому готов.
– Ничего не понимаю, – признался Андрей.
– Он тупой, – отозвался Герман. – Я же тебе говорил, – повернулся он к Глаше.
– А ты кто вообще? – Андрей смотрел только на Глашу.
Она прикусила губу.
– Будем считать, что я твой ангел-хранитель.
– Ангел?! – воскликнул Андрей. – Твою мать, бабушка! Да что за чушь! Ты – ангел?
– А что? – Глаша, похоже, обиделась. – Почему нет-то? После того, как ты заключил сделку, я за тобой присматривала. Любой договор можно оспорить по ряду причин. К счастью, у нас эти причины есть. Так что…
– И что? – перебил Андрей. – Меня… – он покосился на Германа. – Отпустят?
– Не спеши, – Герман достал сигариллы с ванильным запахом.
– Я говорю, хорошо?! – рявкнула Глаша. – Ты его запутаешь, – пояснила она. – Андрей. Все действительно не так просто. Если ты готов расторгнуть договор, то тебе пойдут навстречу. На их условиях, – она кивком головы указала на Германа.
– И какие условия? – Андрея потянулся к водке, но Глаша отодвинула графин.
– А условия такие… – вступил Герман. – Ты остаешься в живых, но возвращаешься к тому, с чего мы начали.
Андрей в недоумении уставился на собеседника.
– Ты заключаешь сделку с твоим другом Сергеем и вкладываешь в нее все свои деньги.
– Что?
– Ты слышал.
– Я слышал, но не понял, – Андрей моргал глазами. – Зачем?
– Это будет честно, – вмешалась Глаша. – Вы аннулируете условия контракта, и ты возвращаешься на исходную позицию. Понимаешь?
– А Маша… Катя? Они будут?
– Конечно, будут! – успокоила его Глаша. – Никуда не денутся!