На два дня, только на два дня нас оставили в покое. Я гулял где-то в лесу с карандашом и блокнотом и пытался понять, какое было число. Уже давно я не знал точных дат. Каффа это совершенно не интересовало. На протяжении самых опасных недель я ни разу не зачеркнул даты уходившего дня по той простой причине, что не верил в наступление нового. Путаницу усугубляло и то, что некоторые страницы календаря были отмечены дважды. На протяжении целого месяца я повторял эту ошибку день за днем: я видел нервные росчерки карандаша, сперва черного, а потом красного: эта перемена, скорее всего, и вызвала путаницу. Черный карандаш уничтожал даты одним росчерком. Однако красный, словно не доверяя своему собрату, начинал свою работу с того же дня. Стремясь выразить себя в стиле барокко, но при этом придавая ему своеобразную геометричность, красный карандаш разукрашивал цифры, пока они не приобретали замысловатые формы. Единица первого февраля стала насторожившимся чудовищем, двойка второго – чудовищем, которое приготовилось к прыжку. Восьмерка превратилась в маяк, на который лезли толпы чудищ; одиннадцать – в две колонны врагов. Я не помнил, когда и как создал эти рисунки, свидетельствовавшие о помутнении рассудка, и не мог признать их своими произведениями. Сначала, как это обычно бывает, я обрадовался, решив, что корабль за мной приедет раньше, чем я рассчитывал. Однако точный подсчет с учетом погрешностей и дней, перечеркнутых дважды, давал результат, который вместо радости вызвал отчаяние: корабль должен был прийти на остров две недели назад.
Что могло случиться? Новая война в масштабе земного шара, из-за которой прекратились морские перевозки до окончания конфликта? Может быть. Мы, люди, имеем привычку списывать свои несчастья на счет грандиозных катастроф – это возвышает нас как личностей. Несмотря на это, правда почти всегда пишется с маленькой буквы. Я был ничтожной песчинкой бескрайнего пляжа, который зовется Европой. Разведчиком в стане врагов, одиноким десантником, подданным без короля. Скорее всего, ошибка какого-нибудь бездарного бюрократа, путаница в архиве или другое незначительное событие отправили учетную карточку моего метеорологического пункта не в тот ящик, где ей надлежало быть. Цепочка связи прервалась, и все. Метеоролог, затерянный в водах Антарктики… О злая судьба! Какой ужасный удар для навигационной корпорации международного масштаба! Я мог быть уверен, что совет директоров не включит вопрос обо мне в повестку дня ни одного из своих заседаний.
Я нервно переворачивал страницы, пытаясь получить результат, отличный от первого, но арифметические действия лишь подтвердили катастрофический вывод. Мне вспоминается мой грязный ноготь указательного пальца, движущийся вверх и вниз по страницам, словно я был самым мрачным из всех счетоводов. Ошибка была исключена. Отчаяние заполнило все мое существо, словно песочный замок разрушился в моей голове и сыпался в желудок. Приняв форму судебного решения, календарь провозглашал мне приговор к пожизненному заключению. Я хотел умереть. Тем не менее страшная новость всегда заставляет нас выкинуть из головы прежние дурные мысли. Нет лучшего средства, чтобы забыть старые беды. Разве могло быть что-нибудь хуже? Да.
Я не мог поверить, что слышал окрик «zum Leuchtturm!», который предупреждал меня с балкона. Потом раздались выстрелы, пробившие холодный воздух, и в моей душе надломилось что-то очень хрупкое. Сначала я этого даже не осознал. Я уронил на землю карандаш и бумагу и бросился бежать.
Они даже не стали дожидаться ночи и появились с приходом первых вечерних теней. Чудовища осаждали маяк, обожженный и изрешеченный картечью.