Стан -- серебро, рубиновые губы,
Сотворены из дивных перлов зубы.
То скажешь: перед нами -- райский сад,
Что создал бог для неземных услад.
Уста -- как мед, стан -- легче тростника,
А щеки -- смесь вина и молока.
Пред ней не мог не изумиться разум,
Мир на нее взирал смятенным глазом.
Ланиты были цветником весенним,
Глаза -- для мирозданья потрясеньем.
Ее лицо сияло, как денница, -
Что с прелестью ее могло сравниться?
Ее лицо -- как Рума небеса,
Подобна негру каждая коса.
Луне подобен образ светлоликий,
А кудри -- абиссинскому владыке.
Две спутанных ее косы -- как тучи,
А серьги -- как Венеры блеск летучий.
Все десять пальцев -- из слоновой кости,
На пальцах ногти -- как орешков горсти.
Казалось, золото ее волос
Как смесь воды и пламени лилось.
Она была луной, царицей гурий,
Нет, куполом, блистающим в лазури!
Глава онагра и глаза газели, -
Вкруг той луны созвездия блестели!
И кудри и уста сравним с дождем:
В тех -- амбру, в этих -- сахар обретем.
Ты скажешь: красота ее лица
Сотворена, чтоб истерзать сердца.
Нет, красота ее -- как небосвод,
В котором свет бессмертия живет!
ВОСПИТАНИЕ ВИС И РАМИНА В ХУЗАНЕ У КОРМИЛИЦ
Кормилица, не чая в ней души,
Красавицу лелеяла в тиши.
Воспитывался и Рамин в Хузане
Наставницей, исполненной стараний.
В одном саду росли Вис и Рамин,
Как златоцвет и сладостный жасмин.
Единым садом их сердца пленились, -
Так жизни двух детей соединились.
Промчалось десять лет, как мальчугана
Сюда перевезли из Хорасана, -
Кому бы предсказать пришло на ум,
Что небеса готовят этим двум,
Что время совершит, какие сети
Раскинет, чтобы в них попались дети?
Они еще не родились на свет, -
Еще на землю не упал их цвет, -
Судьба на них взглянула острым взглядом
И в книге жизни записала рядом.
Судьбу, сколь ни была б она постылой,
Не одолеть ни хитростью, ни силой.
Кто нашу книгу до конца прочтет,
Тот времени поймет круговорот.
Их упрекать нельзя ни в чем: дорогу
Кто преградит и кто укажет богу?
КОРМИЛИЦА ШЛЕТ ПИСЬМО ШАХРУ, И ТА ПОСЫЛАЕТ ЗА ВИС
Когда подобная кумиру Вис
Затмила стройным станом кипарис,
А руки -- хрусталем сверкнули горным,
А косы -- сделались арканом черным,
А кудри -- мягкой сенью над цветком, -
О ней заговорили все кругом.
Кормилица, являя благочестье,
О ней послала матери известье,
Родительницу стала упрекать:
"Я вижу, ты -- не любящая мать.
В своей душе ты дочь не возлюбила,
Ты о ее кормилице забыла.
Мне отдала, как только родила,
А что ты с нею мне передала?
Она полна причуд, она живет,
Как соколенок, пущенный в полет.
Вдруг залетит высоко, -- что тогда?
Другого бы не выбрала гнезда!
Я не жалела благовоний, масел,
Атласа, чтобы дочь твою украсил,
Парчи, шелков, -- кусков отборных, цельных,
Аптечных снадобий и москательных,
Но бархат ли, чудесный ли атлас, -
Ничто не радует ее сейчас.
Лишь на одежды стоит ей взглянуть,
Она придумывает что-нибудь:
Вот это, желтое, -- для потаскухи!
Вот это, белое, -- под стать старухе!
Пусть плакальщицы щеголяют в синем!
Двухцветное -- к лицу писцам, рабыням!
Едва она проснется -- с самой рани
Ей подавай куски китайской ткани,
Когда наступит середина дня,
Шелков, атласов требует с меня,
А вечером -- наперсниц, благовоний
Да бархат принеси ей двусторонний!
Ей восемьдесят нужно для услуг, -
Не терпит меньшего числа подруг.
Подашь ей пищу -- новая причуда:
Пусть золотом блестят поднос и блюдо!
Взойдет ли день, наступит ли закат, -
Прислужниц ей потребно пятьдесят,
Внимательных, пленительных, не праздных,
В златых венцах и в поясах алмазных.
Подумай ты, письмо мое прочтя,
Как возвратить домой свое дитя.
Все, что могла, я сделала: поверь,
Что с нею мне не справиться теперь.