В сердце щекочет, и под языком, и во всем теле... Опять приливает загадочная истома, и сладкое возбуждение зажигается опять...
Умирает Ирма, умирает...
Голый живот, голый...
И сладкое возбуждение разливается сильней, и уже млеют и трепещут плечи, и сами собой закрываются веки...
- Ирма, замолчи! - кричит Жюль. - Не хрипи, Ирма...
... - Тут еще лучше, чем если в очаге огонь раздуть, - говорит потом Жюль. - Тут все тело сразу чувствует тепло... Ирма, замолчи!.. Не хочешь замолчать?!
Жюль вскакивает из кровати... Он стоит перед лежащей на полу полуголой сестрой и смотрит... Лицо девочки направлено к потолку. Рот открыт. Видны зубы. Синие глаза неподвижны. Волоса рассыпаны по лбу, по камням пола.
И живот! Голый живот. И она умирает.
На белом фоне голого живота сумрачно выступает темный блеск стоящей на полу бутылки.
- Хрипеть будешь?.. Умирать будешь?.. Не хочешь умереть?.. Ага!..
Жюль схватывает бутылку за горлышко, подымает высоко над головой и с силой бьет по лицу Ирмы.
Сладостный трепет искрой проходит по телу его, - оттого, что живот у Ирмы голый, оттого, что красным потоком вдруг обдалось ее лицо...
И выше прежнего он опять поднимает бутылку, и опять бьет девочку по лицу...
Раз... и еще раз... и третий раз...
Красный поток сделался шире, он залил неподвижные глаза, и светлые волосы, и грудь, с лежащей на ней белой рукой. Красные струи побежали вниз, и по швам между плит стали пробираться к гулко храпевшей Эрнестине.
- Хи-хи-хи...
Жюль снова поднимает над собой бутылку, всю окровавленную, и опять бьет по черепу сестру.
- Хи-хи-хи...
В руках остается только горлышко.
Куски стекла рассыпались по лицу Ирмы, по плечам, упали на пол. Донышко бутылки скатилось с груди, несколько раз качнулось с боку на бок, и остановилось острыми осколками кверху. Точно окровавленные зубы волка, сейчас только терзавшего овцу...
И кровь бежит, огибает круглое донышко, и бежит дальше...
Белый живот Ирмы вздрагивает. Но девочка уже не захлебывается. Только вздрагивает.
Жюль лезет обратно в постель и торопливо накрывается.
- Вот тепло! Очень тепло! - шепчет он. - А это что? Лакрица?.. Ишь ты какая лакрица... Ирме и лакрицу дали...
Жюль всовывает в рот лакрицу, все мокрую и теплую от смертоносной слюны Ирмы.
Лакрица сладкая. Жюль с удовольствием жмурится,
жадно сосет и чмокает. Он потягивается, сворачивается. Тепло... Приятно...
"Сколько на полу крови... И живот уже не вздрагивает".
Уж Ирма не захлебывается, и уже не вздрагивает живот.
Нет, вздрагивает... Еще вздрагивает... Чуть, чуть...
Жюль напряженными глазами смотрит на голый живот умирающей.