Израильтяне перебили всех жителей Гая на поле, в пустыне, куда они преследовали их... Падших в тот день мужчин и жен, всех жителей Гая, было двенадцать тысяч. Иисус не опустил руки своей, которую простер с копьем, доколе не предал заклятью всех жителей Гая».
В отличие от Моисея, который в подобных случаях истреблял даже скот, его преемник на сей раз оказался более практичен и не тронул овец, ослов и волов. «Только скот и добычу города сего сыны Израиля разделили между собою, по слову Господа, которое Господь сказал Иисусу» (Нав. 8:22—27).
И стали евреи завязывать – один за другим – узелки на страшной веревке. И каждый символ этой узелковой письменности означал загубленное царство, город, в котором не сохранилось ни одного – вдумайтесь только, ни единого! – живого человека...
«...И взял Иисус Макед, и поразил его мечом и царя его, и предал заклятью всех и все дышащее, что находилось в нем; никого не оставил, кто бы уцелел...»
Затем наступил черед Асора, Ливны, Лахиса, Еглопа, Хеврона, Давира, Анавы, десятков других поселений. «А всю добычу городов сих и скот разграбили сыны Израилевы себе: людей же всех истребили мечом, так что истребили всех их; не оставили ни одной души» (Нав. 10:11).
И спустя два века из всех многообразных способов общения с побежденными единственным, который признавали иудеи, была тактика «выжженной земли».
«И сказал Самуил Саулу:
...Так говорит Господь Саваоф: вспомнилЯо том, что сделал Амалик Израилю, как он противостал ему на пути, когда он шел из Египта.
Теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла... И поразил Саул Амалика... И Агага, царя Амаликова, захватил живого, а народ весь истребил мечом» (1 Цар. 15:2—3; 7—8).
Это была месть амалекитянам за то, что сделали их предки двести лет назад: не пропустили через свои земли захватчиков...
Величайший еврейский царь Давид, в характере которого поэтическая, натура сочеталась с пламенной любовью к Адонаи, был не так прямолинеен и однозначен, как его великие предшественники – равный ему по полководческому гению Иешуа бен Нун и благодетель Давида пророк Самуил, помазавший пастушьего сына на царство.
Иногда Песнопевец бывал гуманнее своих учителей:
«И поразил Моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю: и отмерил две веревки на умерщвление, а одну веревку на оставление в живых. И сделались Моавитяне у Давида рабами, платящими дань» (2 Цар. 8:2).
Часто же он проявлял гораздо более изощренное изуверство, чем Моисей, Иисус Навин, Самуил и Саул:
«И собрал Давид весь народ, и пошел к Равве, и воевал против нее, и взял ее... и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нем, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими» (2 Цар. 12:29—31).
Лучше всего свое кредо Псалмопевец выразил сам – в гимнах, которые он посвятил Адонаи и которые прославили его куда больше, чем грандиозные деяния:
«Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136:8—9).
Как не вспомнить любимое изречение церковников: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его»!
Не только людей и скот – чужие капища, храмы, памятники, жертвенники, идолов, книги – евреи уничтожали полностью.
Римляне никогда так не поступали. Помпеи, захвативший Иерусалим, пощадил жителей, несмотря на их сопротивление. Он осмелился зайти в Святая Святых – но не разрушил храма, не тронул Ковчега Завета и древних свитков.