А я всякое оружие ненавижу с детства… Право, вас, кажется, зовут теперь Николаем Ивановичем? Спрячьте эту гадость…
Когда Николай Иванович выполнил Матькину просьбу, тот облегченно вздохнул:
— Благодарю вас. Так гораздо лучше. А то, знаете ли, эти револьверы-пистолеты имеют обыкновение внезапно стрелять.
— Итак… — оборвал Матькину болтовню Николай Иванович, — мы слушаем.
— Простите старика. Это, знаете ли, с перепугу. По правде, не ожидал. А ведь признайтесь, кабы не этот молодой человек, с которым наши пути некогда перекрестились… Кстати, — это уже Гошке, — скрипка Гварнери дель Джезу в полной сохранности. Позволю себе вернуть ее другу, извиняюсь, покойного владельца.
— Мы вас слушаем! — уже с угрозой произнес Николай Иванович. — Если, разумеется, у вас есть, что сказать.
— Господа! — выспренно произнес Матька и даже слегка стукнул себя кулаком в грудь. — Мудрая русская пословица гласит: надейся на лучшее, а готовься к худшему. При нашей, извините, собачьей службе умному человеку приходится предвидеть возможность и таких скверных ситуаций, в какую ваш покорный слуга нынче угодил.
— Нельзя ли покороче! — перебил Викентий.
— Можно, милостивый государь! Так вот, как вы изволили заметить, я обладаю сведениями, — он отвесил поклон в сторону Николая Ивановича, — коими не все располагают. Предусмотрительный человек потому таковым именуется, что предусматривает самые различные, извините, ужимки и прыжки фортуны. На скверный случай я запасся… — Матька сделал многозначительную паузу, — обширнейшими сведениями, касающимися деятельности небезызвестного вам Третьего отделения собственной его величества канцелярии… — опять пауза, еще более многозначительная, — и в особенности его агентуры!
— Шкуру спасаешь! — брезгливо поморщился один из студентов.
— Жизнь, молодой человек, жизнь! — поспешно отозвался Матька. — А она, так уж устроена натура, заключена, как вы несколько вульгарно выразились, в шкуре. Если содрать с вас шкуру, то есть, извините, кожу, что получится?
— Послушайте! — не вытерпел опять Викентий.
— Миль пардон, господа, заговорился. Итак, агентура Третьего отделения в Москве… Вуаля! — Матька сделал неуловимое движение и извлек из кармана узкий конверт. Викентий протянул руку, но Матька проворно убрал свою.
— Терпение, господа. Минуту терпения. Ведь, кроме Москвы, в Российской империи существуют и другие города, к примеру Казань. И в ней, увы, тоже имеются тайные осведомители.
Матька был, несомненно, выдающимся артистом. Все, включая Николая Ивановича, словно зачарованные наблюдали за его словами и действиями.
— …Имена и фамилии некоторых из них своей неожиданностью способны потрясти достопочтенную аудиторию. Итак, вуаля!
Еще одно неуловимое движение, и в правой руке Матьки сверкнул револьвер, направленный в лицо Николая Ивановича.
Как ни учил его старший мудрый и умелый друг, Гошка ничего не успел сделать в это короткое мгновение, даже выхватить заранее приготовленный «Бульдог».
Грохнул выстрел. Комнату заволокло дымом. Гошка с ужасом смотрел на Николая Ивановича, лицо которого, казалось, даже не дрогнуло. И вдруг с изумлением увидел, как Матька стал опрокидываться из-за стола, судорожно цепляясь за скатерть, и, словно рыба, выброшенная из воды, хватать ртом воздух.
Глава 17
КАК ЗНАТЬ!
Утром полиции, вломившейся к студентам, открылось зрелище живописное и неожиданное. Повсюду: на столе, полу, стульях — следы бурной студенческой пирушки. Холодный, так и не убранный самовар, грязные чашки, тарелки, недоеденные бутерброды, смятые окурки, рассыпанный пепел.
Будучи разбуженным, один из студентов посмотрел мутными страдальческими глазами на полицейского чина и, едва ворочая языком, выговорил:
— Кваску бы сейчас холодного, коллега.