Панкратов спрашивал, каковы его отношения с Достоевским.
— После ссылки я установил с ним близкие связи, всю жизнь уважая этого человека-. Последний раз я виделся с Достоевским в Петербурге, как раз тогда началась Балканская война, писателя я застал больным. Анна Григорьевна сообщила мне, что вчера у них на квартире было заседание Славянского общества и Федя так разволновался за страдания братьев-болгар, что с ним случился припадок. Он все-таки вышел ко мне, долго говорил о великом будущем славянского мира… Не помню уже по какому вопросу, но мы вспомнили и Толстого. Я запомнил слова Федора Михайловича: «Во все времена, во всей мировой литературе не было таланта больше, чем Толстой. Но не люблю я его — гордый он!»
Вокруг петрашевца росла зловещая пустота: сын умирал от чахотки, он похоронил и вторую жену, а дочь Ольга вышла замуж за тарусского помещика Евгения Дмитриевича Былим-Колосовского, приятеля А П. Чехова, одного из героев чеховского рассказа «Дом с мезонином».
В городах зазвонили телефоны, русский человек уже штурмовал небо, и Николаю Сергеевичу становилось все труднее ориентироваться в этом новом мире.
Он скончался в 1914 году, когда грянула первая мировая война, а до революции оставалось всего лишь три года.
Николай Сергеевич Кашкин был последним петрашевцем.
Он не оставил после себя никаких воспоминаний.
— Некогда было, да и зачем? Пусть пишут другие, — говорил он журналистам. — Вы знаете, всю жизнь был занят, столько дел, столько дел… просто вздохнуть было некогда!
История не балует скромных людей, и они, словно стыдясь, робко отступают в тега., чтобы не заслонять от солнца других современников. Я буду рад, если моему читателю понравится этот человек, который был только титулярный советник и в молодости был приговорен только к расстрелу.
