Ей не хотелось проходить все это в тысячный раз.
– Думаю, все осталось для нас в прошлом, – твердо сказала она. – Как поживает твоя подружка?
– Какая подружка? – изобразил непонимание Джон.
– Леди, с которой я видела тебя в «Гули». Ну та, из Молодежной лиги.
– Как ты догадалась, что она работает именно в Молодежной лиге? – в голосе Джона слышалось неподдельное изумление. – Вы знаете друг друга?
Элизабет ничего не говорила ему об этом.
– Вовсе нет. Просто это написано у нее на лбу. Кстати, она похожа на твою жену. Я имею в виду Энн.
– Да, похожа. – Джон вдруг рассмеялся и поспешил добавить: – Если честно, Элизабет Уильяме до чертиков мне надоела.
Пожалуй, такое признание могло бы стать первым шагом к дальнейшей дружбе. Ведь именно это ему нужно теперь от Фионы Монаган, как все время пытался убедить себя Джон.
– О, мне очень жаль, – Фиона ненавидела себя за это, но ей было приятно услышать слова Джона. – Она отлично выглядит…
– Ты тоже. Там, у «Гули», ты выглядела просто восхитительно. А что ты делаешь в Париже?
– Пишу. Романы. Этим летом я закончила первый, а недавно приступила ко второму. Мне нравится это. Я приезжала в Нью‑Йорк, чтобы найти литературного агента.
– Нашла? – Джону было действительно интересно. Все, связанное с этой женщиной, всегда интриговало его. Он по‑прежнему считал Фиону Монаган потрясающей, и она оправдывала это мнение. И на этот раз тоже.
– Я подписала контракт с Эндрю Пейджем.
– Звучит впечатляюще. Он уже продал права на твой роман?
– Нет, но я уже получила первый отказ. Теперь могу официально считаться писателем.
Фиона была уверена, что ее ожидает впереди еще не один отказ, но Эндрю Пейдж был настроен оптимистичнее. Он не сомневался, что роман Фионы Монаган удастся продать довольно быстро.
– Почему бы нам не обсудить все это за ленчем? А то переговорим обо всем по телефону и разговаривать больше будет не о чем.
Фиона вообще не была уверена, что им есть, о чем разговаривать.
– Встретимся у «Вольтера» или предпочитаешь другое место? – на самом деле Джон Андерсон не испытывал и сотой доли уверенности, звучавшей в его голосе.
Фиона почувствовала вдруг легкое раздражение. Зачем этот человек позвонил ей? Ведь между ними все кончено. Она не нуждалась в его дружбе и не хотела ее. Возникла долгая напряженная пауза, и Джон забеспокоился.
– Ну же, Фиона, решайся! – настаивал он. – Мне так не хватает наших с тобой разговоров. Я не причиню тебе боли, клянусь, я буду деликатен и осторожен.
Но он уже причинял ей боль! Слишком много. Фиона думала, что все простила Джону. Но сейчас у нее возникли сомнения.
– Я не могу отлучаться надолго, – сказала Фиона, и на другом конце провода Джон тяжело вздохнул. – Мне надо работать. Очень трудно продолжать писать, когда прерываешься, – теряется настрой, интонация…
– Но ведь сегодня День Благодарения. Мы могли бы заказать индейку. Или цыпленка. Или профитроли.
Так, значит, Джон Андерсон не забыл, что она обожает профитроли.
Он многое помнил о Фионе Монаган. В основном хорошее – все плохое как‑то быстро забылось. А если и вспоминалось, то казалось совершенно неважным, каким‑то несуразным и глупым. Дурацкие проблемы со шкафами. Странные личности, с которыми дружила Фиона. Джамал, бегающий по дому с пылесосом в набедренной повязке и женских босоножках.
– Так когда мы встретимся? – не сдавался Джон.
– В час, – ответила Фиона и тут же пожалела, что дала себя уговорить.