Представляю, какую сцену он застал, вернувшись с работы. А Джон и так еще не простил мне того самого вечера. Но у меня была такая чудовищная мигрень. К тому же Джамал умудрился выйти к его драгоценным гостям в моих золотых босоножках с камнями. Они были в шоке, говорит Джон. Я‑то сама мало что помню.
– О боже, Фиона, да как Джон еще не убил тебя, если ему приходится постоянно мириться с такими вещами! – воскликнул в ответ Эдриен. – Ты совершенно не в состоянии контролировать свою жизнь.
– Я знаю, все знаю, – Фиона рыдала уже в голос. – Я так люблю его, но меня ненавидят его дети. А Джон хочет, чтобы я любила их. Но они – две вредные злые девчонки. И я их тоже ненавижу. Я же не виновата в том, что у них нет матери.
– Ты забываешь, что это его вредные девчонки. И Джон любит их, – перебил ее Эдриен. – А теперь, когда ты стала женой этого человека, это и твои дети, и тебе придется с этим мириться, потому что ты любишь их отца и не хочешь его потерять. И пожалуйста, ради всего святого, не вздумай больше селить в своем доме сумасшедших, разнузданных фотографов.
– И это говоришь мне ты! – Фиона уткнулась в носовой платок, стараясь сдержать рыдания.
– Может быть, тебе стоит избавиться от Джамала и нанять нормальную прислугу? Подумай над этим!
– Ты с ума сошел, я не могу, – снова зарыдала Фиона. – Джамал был со мной всегда. Это будет несправедливо.
А справедливо ожидать от такого человека, как Джон Андерсон, что он будет спокойно жить бок о бок с твоим полуголым помощником, разгуливающим по дому в набедренной повязке и женских туфлях на каблуках? Разумеется, это смущает Джона. А если бы ему захотелось вернуться домой с кем‑нибудь из коллег, чтобы обсудить дела за бокалом мартини? Ведь такая ситуация вполне реальна.
Фиону давно беспокоило это обстоятельство, и именно поэтому она купила Джамалу форму. Но не могло быть речи о том, чтобы уволить человека, который зависел от нее и был предан ей всем сердцем. Это было бы подло. И Фиона не понимала, почему Джон не может «посмотреть на эту ситуацию ее глазами.
– Джону непросто с тобой, Фиона, – продолжал свои увещевания Эдриен.
– Но и мне с ним непросто! – не сдавалась Фиона. – Он ведь отлично знал, что представляет собой моя жизнь, прежде чем мы поженились. Он жил со мной, черт побери!
– Да, но теперь, когда вы поженились, все по‑другому. Теперь это и его дом.
– Но у Джона есть собственная квартира! Почему ему не водить своих гостей туда? Если уж ему так противен Джамал…
– Мне казалось, ты говорила, что Джон собирается продать квартиру.
– Да, собирается. И тогда его ужасные дочки будут останавливаться на праздники у нас. А это значит, что я лишусь своей комнаты для гостей, а главное, что эти две несносные девицы будут крутиться прямо у меня под носом вместе со своей собакой‑киллером!
– Ради бога, Фиона, это же всего‑навсего чихуахуа – или как ее там?
Эдриен был искренне расстроен. Несмотря на строгий тон, он переживал за Фиону.
– У них пекинес, – уточнила Фиона. – Интересно, почему это ты все время принимаешь сторону Джона?
– Вовсе нет, – спокойно ответил Эдриен. – Я принимаю твою сторону. И говорю все, что говорю, потому что знаю, что ты любишь этого человека. И если ты не предпримешь что‑то в ближайшее время, то можешь его потерять. А я вовсе не желаю тебе этого.
– Именно этого я и боялась. Именно поэтому и не хотела выходить замуж! Я не хочу жертвовать своей индивидуальностью ради того, чтобы быть с любимым мужчиной.
– Но тебя и не просят жертвовать собой.