1. Лао-цзы думает, что страсти – источник всякого зла в индивидуальной нравственности; «нет греха тяжелее страстей», говорит он (46); поэтому он относится к ним очень строго. Прежде всего, страсти, по мнению Лао-цзы, затемняют очи разума. «Свободный от страстей, – говорит он, – видит величественное проявление Дао, а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное проявление (его)» (1): находящийся под влиянием страсти не может достигнуть даже самой очевидной истины. Точно так же и в нравственном отношении: находящийся под влиянием страсти не может творить истинно нравственных дел. Поэтому он учит избегать всякой крайности, которая и есть страсть. «Мудрец, – пишет Лао-цзы, – избегает всякой крайности» (29). Итак, мы должны уничтожить страсти, чтобы достигнуть нравственного совершенства, и когда в мире не будет страстей, то будет повсеместное спокойствие и на всей земле будет правда (37).
Но наша нравственная природа слишком испорчена и слаба для того, чтобы сразу достигнуть высокой степени нравственной жизни, побеждая всякого рода страсти. Поэтому мы должны побеждать их постепенно и достигать нравственного совершенства начиная с низкой ступени и потом идти выше и выше. Это учение он разъясняет следующими сравнениями. «Девятиэтажная башня, – пишет он, – создается из клочков земли; чтобы пройти тысячу верст, нужно начать с одного шага» (64); «не трудно, – говорит он в том же афоризме, – держать легкое».
Эта идея Лао-цзы в наше время нашла провозвестника в лице Л.Н. Толстого, который также советует начинать дело нравственного усовершенствования с низшей ступени[47]. «Есть лестница добродетели, – пишет Л.Н. Толстой, – и надо начинать с первой ступени». Этою первою ступенью нравственной жизни как Лао-цзы, так и Л.Н. Толстой считают воздержание.
«Воздержание, – учит Лао-цзы, – первая ступень нравственности» (добродетели) (59). «Помимо воздержания, – пишет Толстой, – немыслима никакая добрая жизнь».
2. Лао-цзы считает высоким нравственным достоинством человека простоту сердца. Простота сердца потому есть высшая добродетель, что очень близко стоит к Дао, к естественности. Без простоты сердца, по учению Лао-цзы, никто не может достигнуть нравственного совершенства. Человек высокой нравственности, учит наш философ, «возвратится к совершенной простоте» (28). Эта простота сердца, впрочем, не есть грубое невежество, а, напротив, блаженная и невинная простота. «Кто вполне духовен (то есть нравствен), – учит Лао-цзы, – тот бывает смирен, как младенец» (10). «Достигший высокой нравственности, – говорит он в другом афоризме, – похож на младенца» (55). Такой человек не только похож на младенца, но «возвратится в состояние младенца» (28).
3. Лао-цзы провозглашает великое нравственное значение смирения, которое находится в органической связи с простотою сердца, составляя ее естественное последствие.
Сущность этого учения очень ясно выражена в одном из афоризмов Лао-цзы: «Мир смирен, все люди ездят и бегают над его твердыней» (43). Другими словами, мир охотно стоит ниже всех существ, но никогда не жалуется на это. Такому смирению мира мы должны подражать, потому что «кто желает быть великим, тот должен быть ниже всех» (61).
Ту же мысль он повторяет метафорически: «Причина того, что реки и моря суть цари многочисленных долин, заключается в том, что первые находятся ниже последних» (66). Лао-цзы указывает на Дао как на пример смирения. Дао, по учению его, совершает великие дела, но оно не выставляет себя (51). «Не хвалиться тем, что сделано, – говорит он, – не начальствовать над другими, превосходя их, – небесная добродетель» (10, 2). Как пример или образец смирения Лао-цзы выставляет воду. «Вода, – пишет он, – давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему» (8).
Наихудшим пороком Лао-цзы считает гордость, противоположную по своему существу смирению.
Свое отвращение к этому пороку Лао-цзы выражает следующей метафорой: «Я не желаю быть гордым, как драгоценный камень» (39). Чтобы преодолеть этот порок, прежде всего, нужно не выставлять себя, признавая достоинства других. «Кто делает вид, будто много знает, – пишет Лао-цзы, – и ко всему способен, тот ничего не знает» (10, 24). «Зная много, – пишет он в другом афоризме, – жить, будто ничего не знаешь, – верх совершенства» (71). Как средство предотвращения гордости, Лао-цзы предлагает знать свое место.
4. Рассуждение Лао-цзы о почести и славе находится в тесной связи с учением его о простоте сердца и смирении. Знатность, известность и величие этого мира, по мнению Лао-цзы, не суть истинные почесть и слава, ибо они противоречат смирению Дао. Почесть и слава этого мира слишком непостоянны и неопределенны; в них нет ничего существенного, поэтому они противоестественны, а следовательно, греховны. Этот взгляд и служил исходною точкой мнения Лао-цзы, что незнатность и неизвестность есть истинная почесть и слава человека.
С другой стороны, позор и оскорбление в этом мире не есть действительный позор и оскорбление. Поэтому Лао-цзы относится к ним как к чему-то крайне призрачному: «Почесть и позор одинаково странны для мудреца» (13).
5. Лао-цзы не только проповедник простоты и смирения, но и провозвестник самоотверженного человеколюбия. Основанием этого учения служит Дао, которое не заботится о самом себе, а только о других. «Дао сотворило все существа, а добродетель кормит их; они дают им вещественную форму, а могущество совершенствует вещи» (51).
Эта любовь Дао ко всем существам (34) должна быть образцом нашего человеколюбия, которое Лао-цзы называет человеколюбием Дао.
Истинное человеколюбие должно быть самоотверженной любовью. «Святой заботится о себе после других» (7). Такое человеколюбие должно быть, по своему существу, всеобъемлющим и не должно знать границ. Эта идея выражена в следующем сравнении.
«Небесное Дао, – пишет он, – не имеет родственников (которым оно могло бы оказывать преимущество перед другими): оно всегда склоняется к добрым людям» (79). Значит, Дао чуждо несправедливости: оно ко всем относится одинаково.
Самое высокое человеколюбие – это любовь к врагам. Истинно любящий не должен исключать из своей любви даже ненавидящих его самого. «За ненависть, – учит Лао-цзы, – платите добром» (63) – учение, очень напоминающее христианскую заповедь о любви к врагам.
Конечно, лаоцзыевская формула учения и любви к врагам менее жизненна и содержательна, чем заповедь Христа, но тем не менее нельзя не подивиться тому, что эта великая гуманная истина в VI в. до н. э. была проповедана китайцам через их национального философа.
Социальная этикаЛао-цзы думал, что общество с его вождем – царем – может в значительной мере способствовать осуществлению учения об индивидуальной морали. Поэтому Лао-цзы серьезно занимается решением вопроса об общественном строе.
По мнению Лао-цзы, общественный строй требуется естественным порядком мира, и без управления никакое общество существовать не может.
Признание законности государственного строя привело Лао-цзы к признанию монархизма. Монархия, по мнению Лао-цзы, более других форм правления способна привести людей к единству, которое и есть мировой закон (27). Другими словами: как единое Дао приводит в порядок все существа, так и на земле единое управление должно приводить всех людей в единство. Царь, по мнению Лао-цзы, стоит на недосягаемой для нас высоте. «Четыре величия в мире, – пишет он, – Дао, небо, земля и царь» (25).
Это мнение Лао-цзы основано на том, что царь, стоя во главе народа и будучи повелителем его, мог бы нравственно повлиять на своих подданных; слова и дела его могли бы быть примером и образцом для всех (26). Поэтому он предлагает царю быть особенно внимательным к себе и преподает целую систему о морали царя.
Прежде всего, Лао-цзы выставляет Дао как идеал царя. Он советует царю во всех отношениях подражать Дао.
Он учит, чтобы царь соблюдал бездеятельность. Это видно из следующего изречения его: «Дао ничего не делает, поэтому оно делает все» (37). Нужно заметить, что ничего не делать или быть бездеятельным, по Лао-цзы, не значит находиться без движения, а напротив – действовать, но без праздного умствования. «Управляющий страной посредством умствования, – учит Лао-цзы, – погубит ее. Когда страна управляется без умствования, то в ней будет благоденствие» (65). Очевидно, что Лао-цзы смотрел на учение и умствование как на социальное зло. Умствования, по мнению Лао-цзы, омрачают очи разума и приводят людей в заблуждение, могущее нравственно погубить их.
Отрицательное отношение Лао-цзы ко всякого рода умствованию привело его к крайности – к полному отрицанию всякой образованности. Он думал, что образованность и просвещение нарушают счастье человека. Поэтому он советует царям держать народ в разумном невежестве (3) и естественной простоте, в которой и заключается блаженство людей.