Встали в оцепление, простояли там некоторое время, потом просто отошли назад, бесшумно, все дальше и дальше, и прочь из города.
Они находились на северной окраине города, но это не имело значения, когда они уже оказались вне оцепления. Они прошли еще дальше на север перед тем, как повернули на восток и нашли ближе к утру тот лес, где спрятали свое оружие. Они оставили у себя два лишних меча. На болотах всегда требуется оружие.
– Как вас зовут? – спросила та девушка, Бянь, пока они ждали сигнала от Паня, что можно безопасно пересечь двор и улицу.
– Лучше вам не знать, – ответил Дайянь, и это было правдой.
– Цзыо Цзыцзи, – назвался Цзыцзи.
Она посмотрела на него. Цзыцзи прибавил:
– Если мы уцелеем, пришлем вам что-нибудь. Обещаю. Можете доверять хозяину гостиницы. Мы… может быть, мы сумеем помочь Паню. Дать ему лучшую жизнь. Может быть.
– Только ему? – спросила она.
Дайянь это запомнил.
Он не написал отцу. Он не представлял себе, что ему сказать.
Убежав из Чуньюя, они еще несколько дней провели на северном берегу реки. В деревушке к западу от Дицзэна они узнали, что люди из «Цветов и камней» планируют крупную экспедицию. В соседнем озере нашли огромный камень, его хотят поднять со дна и отвезти в Ханьцзинь, в сад императора.
Это будет колоссальное мероприятие, как они узнали.
Дайянь дал денег главному старейшине в той маленькой деревне. Разбойники с болот всегда так делали: деньги шли на облегчение бремени налогов и обеспечивали радушный прием, если придется вернуться.
Старейшина подтвердил кое-что еще: новым главным судьей в городе Цзинсяне, расположенном дальше к востоку по течению реки, действительно был Ван Фуинь, назначенный год назад. Он в этом не сомневался после письма отца.
Это было интересно, вызывало воспоминания. Дайянь думал о том, каким сейчас стал этот человек. Он понятия не имел, что делать с этим знанием. Возможно, если его захватят возле Цзинсяня, ему позволят умереть более чистой смертью?
Они вернулись к реке и переправились через нее с тем же паромщиком, на этот раз ночью – им пришлось ждать на северном берегу, пока утихнет ветер. Нужно доверять паромщику. Звезды ночью, при убывающей луне, светили ярко, резко, их было очень много.
Ожидая у берега реки, они мельком видели лису. Цзыцзи боялся лис. Что-то такое в истории их семьи – кажется, брата деда погубила женщина-лиса. Некоторые мужчины отпускали шуточки насчет ночи любви с «дайцзи», насчет легендарного буйства любовных объятий. Цзыцзи никогда не участвовал в таких шуточках. Дайянь знал, что его сначала даже встревожили рыжие волосы девушки в Чуньюе, но никогда не шутил на этот счет. Некоторые вещи человеку позволено хранить в тайне, даже от друзей.
Они вернулись на болота, и началась весна.
В какой-то момент, когда зима ослабила хватку, наблюдая за журавлями, кроликами, дикими гусями, летящими мимо, слыша первые песни иволг, Жэнь Дайянь понял, что если он что-то и осознал в Чуньюе, это ничего не значит, если ты не предпринимаешь никаких действий в этом направлении. А это будет гораздо сложнее, чем казалось в темном доме на северном берегу.
Он не мог ничего предпринять, не поговорив с Цзыцзи. Их близость с того момента, когда солдат присоединился к ним много лет назад, этого требовала.
И он с ним поговорил, когда они отправились патрулировать однажды утром. Цзыцзи назвал еще пять человек из их сотни, людей, которые, по его мнению, думают так же и готовы пойти на тот же риск.
Дайяню сначала не хотелось их посвящать, потом он решил, что если он это сделает, то должен подумать и об участии других стоящих людей.
Они поговорили с этими людьми поочередно. Все согласились идти с ними.
Они снова переправились через реку в начале осени. Сливы уже давно расцвели и отцвели, затем отцвели и начали плодоносить персики и дикие летние яблони. Дайянь и его люди двигались осторожно – вокруг ездили сборщики осенних налогов. Иногда этих сборщиков хорошо охраняли. Не всегда. Но они не собирались нападать на них. Не сейчас.
Дайянь сказал одному из вожаков на болотах, что едет на север, чтобы снова собрать сведения, и что ему нужно достаточное количество людей, чтобы напасть на одну из групп людей сети «Цветы и камни», если они до сих пор возле деревни, которую он знает. Тот, как обычно, посоветовал ему быть осторожным.
Он уехал. Снова пересек Великую реку с тем же паромщиком, на этот раз теплой ночью, по волнам, под другими звездами, оставив позади эту часть своей жизни, как странный плоский сон о тумане, болотных огнях и о мужчинах без женщин.
Глава 9
Отец Сыма Пэн всегда утверждал, что они являются потомками прославленного поэта по имени Сыма Цянь, но каким образом, он так толком и не объяснил.
Пэн не знает, так ли это. Ей это кажется маловероятным, и ее муж придерживается того же мнения. Ее отец слишком любит вино и склонен делать возмутительные заявления, и не только когда пьян. Люди смеются над ним, но он добродушный и никогда не имел врагов – во всяком случае, они о них не знали.
Оба деревенских медиума спрашивали об этом, каждый в отдельности, когда в семье начались неприятности.
Пэн мало знает о своем предполагаемом предке. В деревне немного книг, и она не умеет читать. Поэзия мало значит для нее. Она любит, когда люди поют в маленьком храме Пути с красивой, выложенной зеленой плиткой крышей, или во время праздников, или когда поют женщины, стирающие одежду в реке. Она плохо поет и слишком часто забывает слова, но она подпевает им в дни стирки. С пением время проходит быстрее.
Ее старшая дочь хорошо пела, чистым, ясным голосом. Как храмовый колокольчик – так часто говорили у реки. Пэн это помнит. Послушная, услужливая была девочка – до того, как в нее вселился демон и жить стало плохо.
Теперь хорошая семья из деревни Дицзэн, которая согласилась женить на ней старшего сына, расторгла помолвку. Может быть, Чжили и ее младшая сестра теперь никогда не выйдут замуж.
Сыма Пэн почти каждую ночь плачет, пока не уснет, часто рыдает и днем, когда остается одна. Ее муж ходит по деревне и по полям с отяжелевшими плечами и лицом, похожим на каменистую землю. Он избил ее за то, что не давала ему спать по ночам, и избил Чжили от горя и страха.
Возможно, он пытался изгнать из нее демона.
Чжили смеется каждый раз, когда отец ее бьет. Этот смех внушает ужас. Ноги Сыма Пэн отказались ее держать, когда она в первый раз услышала его.
Ни один из двух деревенских медиумов не смог изгнать злого духа из ее тела или объяснить, почему безупречная девушка накануне выгодного замужества и отъезда в Дицзэн оказалась во власти темных сил. Во власти духа, который заставил ее ходить с распущенными волосами и в бесстыдно свободной одежде и говорить ужасные вещи матери и жителям деревни, которые справлялись о ее здоровье.
Им пришлось ее запирать. Она громко смеется в ночной тишине (соседи это слышат!) и потеряла аппетит, даже отказывается от речной форели и рыбных пирожков, когда-то ее любимых. У нее странные глаза и плохой цвет лица.
Пэн боится, что дочь умрет, даже может убить себя.
Она никогда бы не назвала себя умной или храброй женщиной, она – одна из тех, о которых говорят, что ее глаза всегда опущены. Но это была жизнь ее дочери, и поэтому, когда на их базарной площади заговорили о том, что в соседний Дичжэн приехал мастер ритуалов, проводит там обряды и изгоняет духов, Пэн на следующее же утро проснулась рано, до восхода солнца, и пустилась пешком в долгий путь до Дичжэна (он занял большую часть осеннего дня), чтобы поговорить с ним.
Ты родила дочь в этот мир, кормила ее молоком, одевала ее и молилась за нее, наблюдала, как она растет при свете солнца и в дождь. Ты не отвернулась, когда дух из другого мира решил уничтожить ее.
Их собственных деревенских медиумов, соперничающих между собой, объединяло только одно – ненависть к мастерам ритуалов, но Пэн решила в ту ночь, что ей все равно. Пусть они злятся, пусть ее муж злится, когда проснется и увидит, что она ушла. Пусть ее отец будет озадачен, молчалив и пьет еще больше вина. Оба медиума испробовали свои церемонии против одержимости, а Чжили не изменилась.
Вчера она произносила неприличные слова и делала непристойные жесты в присутствии своего младшего брата, стоя перед алтарем предков. Пэн даже не понимала, откуда Чжили узнала такие слова.
У нее было немного денег, которые она заработала шелкопрядением и отложила, спрятала в кувшине в курятнике (иначе их бы уже давно спустили на вино). Она взяла их с собой. Это опасно, конечно. Их хутор и дорога недалеко от Великой реки, и разбойники орудуют на обоих берегах. Она рассчитывает на то, что ее внешность нищенки убережет ее от них.
Разбойники обычно дружат с бедными крестьянами. Взамен те предупреждают их о солдатах, посланных на охоту за ними, сообщают о путешествующих торговцах и иногда дают им кров, хотя это и опасно.