Зоя лежит мертвая – а он стоит живой. Это обостряет восприятие.
И вызывает желание добавить ещё. Подсуетившемуся Онисимову приказал:
– Ну ты, играй марш, раз назвался Оркестром.
– Сейчас запустим, сейчас запустим, – заторопился Онисимов. – Ребята колонки поставят.
– Играй марш Мендельсона. Может, я обручусь со святой.
– Неудобно, Серёжа, – засомневался было Онисимов.
– Я плачу, я и заказываю. Пусть у нас будет гроб с веселой музыкой.
Разыскали где-то пленку со свадебным маршем, но в это время вошел Дионисий.
– Чего вы, с крыши съехали? Меняйте пластинку.
– Это я приказал, – довольный собой сообщил Пустынцев.
Дионисий посмотрел удивленно. Он уже привык, что Он – Сын Божий, и всё делается по воле Его.
– Приказываю Я. А все стоят смирно и отдают честь. Если не нравится – уматывай. Полгорода приползет на брюхе, а Я подумаю, у кого брать, а кому сапогом в морду.
Дионисий смотрел, ничуть не сомневаясь в Своем праве.
Пустынцев попытался было выдержать взгляд Светлого Отрока, но опустил глаза, пробормотал:
– Да я чего, я так…
Онисимов оценил баланс сил – и побежал менять кассету.
Приехавшая с камерой Светлана Саврасова сразу забыла свой профессиональный цинизм и прониклась восторгом перед подвигом любви и самопожертвования. И златокудрый Дионисий в своей яркосиней накидке так красочно смотрелся над гробом!
Наконец-то Светлана увидела чистых убежденных людей – после всех осточертевших ей политиков, богатеев, манерных художников!
Дионисий стоял в изголовьи усопшей, ему прислуживал маленький трогательный Миша в накидочке тоже синей, но потемнее. Из той же материи сшили спешно спецодежду и для Нины с Натальей, и для Онисимова, но на Мишу смотрели особенно умиленно – почти как на самого Учителя и спасшую Его первомученицу.
– Как живая лежит! – повторяли почти все, подходившие ко гробу.
– Праведница Зоя пожертвовала своей молодой жизнью ради света новой истины, ради торжества Последнего Завета, который Я послан поведать миру! Вся наша Вселенная, вся наша Земля, мы все, люди на Земле, созданы любовью Божественных Супругов – Бога-Отца и Богини-Матери! Поклонитесь Небесной Чете, поступайте по совести с ближними своими! Вступайте вслед за сей праведницей, принявшей мученическую кончину, в Храм Божественных Супругов!
– Вступайте в Храм Божественных Супругов, – откликался тут же Онисимов.
Он стоял около маленького столика, покрытого синим сукном, и давал каждому, кто подходил к нему, съесть кусочек красного желе, а затем награждал темносиней повязкой с буквами ХБС.
Тут же стояла урна для голосования, приспособленная под сбор пожертвований.
Подходили многие – и считались таким образом вступившими в Храм.
Через три часа Дионисий с Онисимовым отошли отдохнуть в комнатку за залом, служившую некогда артистической, а при гробе и у столика, где раздавали кусочки желе и синие повязки, остались Нина с Натальей.
– Идут обращенные, – удовлетворенно потянулся в старом пыльном кресле Онисимов. – Уже больше ста повязок роздал, по ним считать удобнее. – А ещё сколько подойдет. Мы ведь можем до ночи не закрываться.
Он достал термос и бутерброды.
– Давай подкрепим растраченные силы.
Дионисий сидел в таком же пыльном, но удобном кресле.
Ему всё нравилось. Нравилось то, что вот сотни, а может, и тысячи людей пришли и придут, услышат Его слово, и значит, Храм действительно существует отныне – а вместе с Храмом укрепилась и новая Его жизнь. Теперь всегда Он будет во главе многих тысяч, а со временем, может, и миллионов людей.