Все чеченцы встали на колени, Муса заговорил другим голосом, слегка нараспев – Клава не удивилась, она привыкла уже в ауле к часам молитв. Она приоткрыла дверцу и скользнула в чулан. Тут и спать – осенило ее. А то улягутся вповалку, да ещё разденутся ради жары. И её заставят раздеваться – потому что ни в какой компании не терпят, чтобы кто-то один был не как все.
Отбормотав молитву, чеченцы загомонили светскими голосами. Распахнулась дверь, кто-то посветил фонариком.
Муса спросил:
– Зачем здесь?
– Больного посмотреть. И тесно там, я здесь посплю.
Муса ждал, что они лягут рядом с молоденьким русским доктором, прижмутся друг к другу. Но вдруг бы он оказался не волен в себе, вдруг бы совершил нечаянно со сна содомский грех?! Вдвоем бы – и пусть, а здесь услышат, узнают – случится позор. Насиловать пленника можно – ради власти над ним, ради крайнего унижения презренного врага. Даже иногда снимают такое и посылают кассету родственникам – чтобы поторопились. Но для поддобных съемок есть добровольные исполнители, Муса не среди них. Так что хорошо, если доктор полежит отдельно – от греха.
Муса молча захлопнул дверцу.
Ощупывать её принялся Виталик. Это было законно, и она ему помогала как могла. Виталик пробился наконец сквозь одежки, но получилось у него коротко, не очень увлекательно и без всякого предохранения. А сроки у Клавы как раз опасные. Вот так и бывает: мало, что залетишь, так ещё и без долгожданного удовольствия. Получился не столько любовный взлет, сколько акт свободы: ведь обманутые чеченцы тут же за тонкой стенкой. Домой в Ярославль Виталик пока не убежал, а вот в Клаву – убежал-таки!
* * *
Господствующее Божество снова позволило себе немного помечтать. Нельзя про Него сказать, что Оно расслабилось – напряжение и расслабление невозможно в нематериальном мире, но Оно расфокусировало внимание, воспринимало все вселенские события равноудаленно. И вело мысленную беседу воображаемых Своих Ипостасей.
Не произошло ничего примечательного на протяжении обозримой бесконечности, но Он почему-то пребывал в задумчивости. И желал от Неё поддержки и утешения:
– А ведь можно сделать мир таким прекрасным, Дорогая!
– Мир и сейчас неплохой. И такой забавный.
– Да, забавный. А можно сделать прекрасным! Мы это сможем – Вдвоем.
– А чего ж Оно Само не устроило прекрасно всё до конца?
– Потому что Оно было одиноко, Ему не с кем было посоветоваться.
– Да, Ему не повезло. Так что же Мы сделаем с миром, Милый?
– Отменим борьбу. Отменим хищников. Надо установить принцип: сколько родилось, столько и выросло. Не мечет семга миллион икринок, чтобы вырос одна взрослая семга, а остальных безжалостно съели бы по дороге, а мечет единственную икринку, и чтобы никакие хищники её не ели, чтобы она росла спокойно. И так во всем. Требуются в лесу четверо оленей – и родится четверо, и тогда не нужны волки, чтобы съедать лишних. В общем, не надо больше стихийного регулирования через взаимную борьбу, установим плановое мироздание, всеобщий контроль и учет.
– Ты замечательно придумал, Дорогой! А кто будет заниматься контролем и учетом?
– Мы! Ведь Мы же всеведущие и всемогущие. Вот Мы и будем рассчитывать: где, кого и сколько нужно. Рассчитывать и распределять по потребностям. Выдавать разрешения на рождение каждого комара и каждого слона.
– А что же с хищниками? Они тоже красивые и умные, тоже очень желают жить!
– Ну-у, с хищниками… – Он немного поколебался. – Их Мы приучим питаться травой. Ну вообще – зеленью. Бывают очень питательные корешки – им вместо мяса.
– Им не понравится.
– А Мы внушим, чтобы понравилось! Поменяем им пищевую ориентацию.