– Сы-ыпься-я!!! – Боярин не понял, к кому относится приказ, однако уже через миг вокруг стало свободно. Вражеские всадники отпрянули в стороны, уносясь сразу на полста сажен, развернулись в безопасном удалении.
На внезапно раскрывшемся поле боя бились в судорогах пять лошадей, лежало с десяток людей, еще несколько торопливо отползали или ковыляли прочь, дабы не попасть под копыта.
Побратимы потерь не понесли вовсе – плотный строй и хорошо обученные холопы, отводящие нацеленные в хозяев удары, показали себя во всей красе.
Тренировать нужно воинов, а не на переборку гречки сажать – тогда и уцелеешь.
– Хох! – Чужаки опустили копья и понеслись на бояр сразу с нескольких направлений. Как разъехались, с тех мест и атаковали.
– Проклятье! – От нацеленного в сердце копья Басарга закрылся, но щит вырвало из рук, еще что-то ударило в челюсть, бок заныл, и сразу стало невероятно тесно. Он с размаху рубанул по руке ближнего врага, что пытался выдернуть засевшее копье, потом другого сверху – тот закрылся щитом, и боярин тут же ткнул его снизу пальцами в глаза, перехватил чужой щит, добил ослепшего бедолагу, поймал на деревянный диск посланную издалека рогатину, отпихнул, ткнул саблей под мышку насевшего на Тришку ратника, отклонился от сабли, встретил щитом топорик – и уже не смог отдернуть обратно. Бросил, выдернул из седельной петли свой топор, вскинул вверх, скрестив с саблей, а остановив чужой удар, тут же ответил своим.
Теснота отпустила – слишком много воинов упали с седел, а иных, раненых, скакуны понесли прочь. Басарга смог оглянуться. Софоний и Заболоцкий еще бились, Илья куда-то исчез. Из холопов продолжали драться около половины.
– Сюда иди, Басарга!!! – услышал боярин вызов на поединок, повернул на голос. К нему мчался воин в начищенных зерцалах поверх колонтаря. Со щитом и рогатиной, уже опущенной к животу жертвы.
– Господи, помоги! – Не успев даже сдвинуться с места, подьячий мог только отмахнуться саблей и топором, надеясь на удачу. Повезло: копье не попало в тело, пошло вправо, выворачивая руку врагу. Басарга попытался ответить ударом в открытый бок, но не успел. Правда, и чужак, спасая жизнь, отпустил рогатину, проскакал дальше и, разворачиваясь, потянул из ножен саблю.
Глаза синие, нос рыхлый и от мороза красный, черная борода на груди. Поди разбери, кто таков?
– Сдохни, погань! – Ратник снова поскакал вперед, рубанул. Басарга отбил, одновременно с замаха метясь топором в голову. Воин закрылся, лезвие надежно засело в щите, и Леонтьев что есть силы рванул топорище к себе, оттягивая чужой щит и обнажая лицо врага, тут же рубанул поперек. На дерево хлынул поток крови, чужак повалился назад. Остальные ратники завыли, ровно псы, снова бросились в атаку. Чтобы не оказаться насаженным сразу на четыре копья, боярин качнулся с седла вправо, скрываясь за тушей скакуна. Себя он спас, а вот конь заплакал и стал заваливаться.
Басарга спрыгнул, откатился, вскочил на ноги, быстро огляделся.
Софоний и Заболоцкий сражались спиной к спине против пятерых, еще кто-то отчаянно рубился в кустарнике на берегу. К нему самому, расходясь, подкрадывались четверо с саблями и щитами. Видно, боялись упустить. Басарга быстрым шагом попятился, выходя на открытое место и пытаясь отдышаться. А потом, вскинув топор и саблю над головой, ринулся на правого, безусого юнца – то есть самого неопытного.
Тот вскинул щит… Жест естественный, но неправильный, ибо боец сам себе закрывает обзор. Боярин припал на колено, рубанул по ногам.
– Берегись! – закричали остальные, но не успели. Их осталось трое. Юнца теперь пару месяцев придется лечить.
– Ах ты мразь!!! – загорячился второй, выскакивая вперед, попытался уколоть в лицо. Басарга, уходя вправо и вперед, отвел клинок, уронил топор воину на колено, а когда тот, охнув, осел вниз, зашел на спину и срубил ему голову.
Пара оставшихся ратников остановились. Однако им в помощь бежали еще трое, оставив против бояр Зорина и Заболоцкого всего двоих. Басарга только улыбнулся: это ненадолго. Он ринулся вперед, грозно рыча и рубя клинком воздух – нужно было успеть справиться с ближними ратниками, пока врагов не стало пятеро.
Первый выставил саблю, быстро пятясь. Боярин отбил ее вправо, резанул клинком под щит. Ранить не ранил – все же в кольчуге воин, – но испугал, вынудил прикрыться и стукнул топориком по голове поверх опустившегося деревянного диска. Получилось слабо – но ратник повалился, и Басарга напрыгнул на второго, вкладывая вес всего тела в толчок ногой в щит. Чужак не устоял, попятился, теряя равновесие – и тут же получил стремительный укол в открывшееся бедро.
Краем глаза подьячий увидел, как побратимы расправились со своими врагами и вот-вот придут на помощь, поманил наступающую троицу:
– Ну, идите сюда.
– Басарга-а! Берегись!
– А?
Спина хрустнула от страшного удара – словно лошадь лягнула. Боярин рухнул на снег, попытался приподняться, увидел воина с занесенным над головой топором, откинулся обратно, борясь со слабостью, саблей уколол врага в пах, плашмя подставил свой топорик под лезвие чужого – но тут голова вдруг полыхнула, будто от кипятка, и он погрузился в красный вязкий кисель.
* * *Открыв дверь, Катерина проковыляла в номер, заползла на постель и встала там на четвереньках, расставив ноги и уткнувшись лбом в подушку:
– Ой, мама… Два часа позора, и мы дома… Какой дурак придумал эти мотоциклы? У меня мозоль на заднице, ноги не сводятся и не разгибаются, и штукатурка из пыли на всей морде до пяток включительно. И это я еще не видела своих волос!
– А по-моему, очень удобно, – ухмыльнулся Евгений. – До самой сосны удалось пробраться и назад легко выехать. К машине сундук пришлось бы на горбу тащить. А тут в коляску прямо на месте забросили – и вуаля!
– А-а-а… – простонала девушка. – Я навсегда останусь скрюченной и раскоряченной. А моя попа больше никогда не ощутит ничьих прикосновений.
– А какой восторг ты вызывала у водителей! Тебе бибикала каждая вторая машина.
– Видео с идиоткой, которая ездит на трехколесном мотоцикле в платье за пятьсот евро, наверняка уже выложено на ютуб. С пометкой: дура, продай платье – купи машину.
– Да ладно тебе, Катенька. Никаких не пятьсот, а всего за полтораста.
– Твой мопед все равно дешевле, – опять застонала она. – Я знаю, зачем ты это сделал! Ты хочешь, чтобы я уехала на поезде и оставила весь клад тебе. Сколько мы сегодня проехали?
– Двести километров.
– О-о-о… А сколько до Москвы?
– Тысяча.
– А-а-а-а! – Девушка издала стон издыхающего лебедя. – Я согласна, давай продадим платье.
– Хоть два. Машины тут все равно не продаются. Я вчера весь день на поиски убил.
– Ты маньяк и садист… – Она зашевелилась, с трудом поднялась, забрела в душ, и оттуда раздался новый вопль: – А-а-а!!! Мое платье!
– Чего случилось? – крикнул Женя.
– Оно же все загажено! Оно больше не черное, оно серое! Ёкарный бабай, его придется стирать. И чулки. Ёшкин кот! И все остальное тоже… Чего ты ржешь? – услышала смех молодого человека Катя. – Ты сам на мумию древнеегипетскую смахиваешь. Которую только что в сугробе… тьфу, в бархане раскопали! Иди, спустись к администратору, спроси, нет ли у них стиральной машины? И халат попроси.
– Ты чего, стала меня стесняться?
– Халат для тебя, олух царя небесного! В чем ты всю нашу одежду в стирку понесешь?
Девушка была права. Несколько километров грунтовки, которые пришлось преодолеть на пути к озеру, отложили на мотоциклистах равномерный серый слой миллиметра в два толщиной. К тому же еще и въевшийся в кожу.
Однако, где здесь найти другой транспорт, Женя себе не представлял. Не такси же вызывать! А в поезд или в автобус с кованым доисторическим сундуком… Намучаешься еще хуже, чем на мотоцикле до Москвы.
– Так ты со мной поедешь или на поезде? – громко спросил Леонтьев.
– А ты почему спрашиваешь? – выглянула Катерина, капнув на пол пеной с волос.
– Да вот, думаю… Может, купить костюм непродуваемый?
– Так это было правдой! – Она снова исчезла в душевой. – Ты хочешь меня сбагрить! Пытаешь нечеловеческими муками, обдуваешь нечеловеческой грязью. И задаешь нечеловеческие вопросы.
– Чем тебе не понравился мой вопрос?
– Тем, что на него нужно отвечать! А мне и на поезд хочется, и тебя отпускать стремно… – Катя вышла из душа. На удивление – завернувшись в полотенце. – Даже и не знаю.
– Чего ты боишься? Мы же еще монастырями Усть-Вымским и Верхнетурским не занимались. В которые школа во время Смуты эмигрировала. Мне без тебя с ними не разобраться.
– В Сыктывкар на мотоцикле? О-о… – Она делано схватилась за сердце, закрыла глаза и плашмя рухнула на постель. Чуть полежала и приоткрыла глаз: – Ты за халатом-то топай, не отвлекайся. Даже чтобы просто сходить в магазин, нам все равно нужна чистая одежда.