Ее поразил этот вопрос, она не привыкла, чтобы спрашивали ее разрешения, и ей доставило удовольствие произнести короткое «да».
Он тут же овладел ею. Движения его были медленны, совсем не так, как у Билла. Она забыла, совершенно забыла эти ощущения. О, какое удовольствие, какая легкость! Она чувствовала его гладкое, крепкое, пахнущее молодостью тело, которое держало ее в напряжении, но не было никакой боли, одно сплошное блаженство. Всем своим телом она ощущала ненасытное желание, более сильное, чем когда-либо прежде, все другие чувства ее полностью покинули. Все, что осталось, это удовольствие, страсть их прижатых друг к другу тел.
– Кто же ты? – спросила она. Он смотрел сверху на ее лицо, а затем наклонился, чтобы поцеловать, – опять эти горячие, сухие, сладкие поцелуи. – Кто ты? – спросила она вновь, почти обезумев от удовольствия.
– Я мужчина, который хочет доставить тебе такое наслаждение, которого ты еще не испытывала, – ответил он, крепко обнимая ее.
4
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ СИНТИИ СВОНН
Первое, что услышала Анни, войдя в свою квартиру, был журчащий голос Сильви и веселый и нежный голос Эрнесты. Анни замерла на минуту, вбирая в себя эти звуки, она знала, что они скоро станут ее счастливыми воспоминаниями. Потом она с шумом захлопнула входную дверь и, пытаясь стряхнуть грусть, весело крикнула, не испытывая, однако, никакого веселья:
– Эй, дамы! Догадайтесь, кто пришел.
– Мам-пап, – закричала Сильви и вприпрыжку примчалась из кухни. Яркая салфетка все еще была завязана у нее вокруг шеи.
– Мам-пап, Эрнеста сделала мне гренки с сыром и позволила мне самой приготовить суп из помидоров, и я не обожглась, потому что я хорошая повариха.
Круглое лицо Сильви светилось радостью, ее глаза были широко открыты. В пять лет такое личико было бы забавным и привлекательным, но у шестнадцатилетней девушки оно выглядело странным. В который раз Анни напоминала себе, что у дочери-подростка, страдавшей синдромом Дауна, психика пятилетнего ребенка.
– Иди-ка сюда, Сильви. Доешь свой завтрак. Будь хорошей девочкой, – позвала Эрнеста.
Анни поцеловала Сильви и погладила ее по щеке.
– Иди, милая. Я тоже приду через минутку. – Анни стояла и смотрела, как Сильви поскакала назад к Эрнесте.
Пройдя через гостиную к застекленной оранжерее, где находилась ее небольшая, но тщательно оберегаемая коллекция карликовых японских деревьев, Анни села на мягкую старинную кушетку и, скинув мокрые грязные туфли, глубоко вздохнула. Она ужасно, ужасно устала. Она понятия не имела, как справится со всеми своими делами. Прощание и похороны, а также Стюарт Свони лишили ее всякой энергии, а ей еще надо было достать свою одежду, чтобы Эрнеста уложила ее для завтрашней поездки в Бостон. Кроме того, надо упаковать вещи Сильви.
Анни закрыла глаза и подумала, что хорошо бы вот сейчас уснуть. Она надеялась, что, может быть, в Бостоне все будет хорошо, может быть, там все наладится. Потом, вздохнув, встала и пошла к Сильви.
Немного позже Анни, помечавшая коробки с одеждой, услышала, как привратник положил почту на коврик снаружи у входной двери. Обычный набор. Счет от Бергдорфс, открытка от Алекса из Кембриджа, полдюжины каталогов. И письмо.
Анни сразу все поняла. Марка с видом на старый Гринвич. Чувствуя дурноту, она рассматривала тяжелое письмо, на котором прекрасным почерком был написан обратный адрес: Миссис Джилберт Гриффин.
Анни не хотелось открывать письмо. Она знала, что его содержимое произведет на нее тяжелое впечатление. Кое-как добравшись до своей спальни, она вытянулась неподвижно на кровати, а письмо лежало у нее на коленях. В ту минуту, когда она вскрывала конверт, кот Пэнгор прыгнул к ней и просунул мордочку ей под подбородок. Обычно ей это было приятно, но теперь только отвлекало.