— Ты сделаешь так, как я сказал, Чесса. Отвечай — что стало
причиной вашей стычки?
— Она опять ударила малютку Ингрид.
— За что на этот раз?
— Ингрид слишком медленно расчесывала её волосы. Сайра так
сильно ударила её кулаком по ребрам, что у бедняжки остался синяк.
— Я поговорю с Сайрой, — сказал Ситрик. — Но ты постарайся
впредь не ссориться с ней, Чесса, хорошо?
— Конечно, отец. Ты хочешь, чтобы она родила тебе ещё
сыновей? Ты поэтому терпишь её злобность? Он вздохнул:
— Ты ещё слишком молода, Чесса.
— Мне восемнадцать лет. В этом возрасте большинство девушек
уже замужем и имеют детей.
— Однако ты, Чесса, ещё невинна и мало знаешь о том, какие
отношения связывают мужа и жену. Сайра дает мне то, о чем ты и
понятия не имеешь.
— Ты хочешь сказать, что она дает тебе свое тело, когда ты
этого хочешь? Что ж, я знаю, что для Мужчин это важно. Но я видела
её голой, отец. Она родила четверых детей, и теперь грудь у неё
вся в белых полосках и живот тоже. Правда, она не растолстела, но
все равно…
— Белые полосы, остающиеся после беременности, — это мелочь,
Чесса. Они появляются у всех женщин и не портят их красоту. Для
мужчины важно другое, то, чего ты пока не можешь понять.
— Рагнор хотел научить меня, чтобы я поняла, но я ему этого
не позволила.
— Он посмел дотронуться до тебя?!
Чесса невольно улыбнулась, услышав суровый тон, которым были
произнесены эти слова. Утехи с женой — это одно, а честь дочери —
совсем другое.
— Да, попытался, но я тут же его одернула. Вот тогда он и
принялся врать, что будет любить меня даже после Страшного суда.
Клянусь, именно так он и сказал. Я только молча уставилась на
него, дивясь его глупости.
— Давай заключим договор, дочь моя: держись подальше от
Сайры, а я постараюсь привить ей толику смирения и доброты.
— Желаю удачи, — сказала Чесса и удалилась. А Ситрик подумал,
что вряд ли сумеет перевоспитать Сайру. Пожалуй, когда они
останутся одни, она первым делом затащит его в постель, а там уж
он позабудет все, вплоть до собственного имени.
* * *
Клив сразу понял, что этот человек намерен его убить. Он
поманил незнакомца рукой и, чтобы раззадорить его, насмешливо
сказал:
— Ну давай, малыш, иди ко мне. Посмотрим, кто кого убьет: ты
меня или я тебя. Иди ко мне, ты, жалкий, слюнявый трус!
Обращение «малыш» никак не подходило к незнакомцу: он был
намного выше Клива, здоровенный, как бык, с громадными кулаками.
Он был ужасающе грязен, и от него исходило резкое зловоние.
Незнакомец бросился на Клива, вытянув мощные ручищи.
Очевидно, он собирался прижать противника к своей груди и стиснуть
так, чтобы тот задохнулся. Ну что ж, пусть считает его легкой
добычей. Клив попятился, делая вид, что испугался.
Незнакомец, одетый в замызганную медвежью шкуру, захохотал:
— Что, перетрусил, ты, паршивый ублюдок?! Сейчас я подойду к
тебе, как ты и просил, и раздавлю тебя, как клопа.
— Скажи, кто тебя послал?
— Я скажу тебе это, когда твой лживый язык вылезет наружу.