Нет, она все должна сделать сама.
Она, Констанс Ллойд, должна сама позаботиться о себе.
Глава 13
Лондон, по ее логике, и должен был стать тем городом, с которого Констанс собиралась начать поиски Джозефа.
Филип упомянул о том, что лондонская квартира Джозефа находится где-то возле Ватерлоо-роуд, на восточном берегу Темзы. Она направится туда. Именно оттуда и начнет поиски.
Только в это мгновение она поняла, как нелегко осуществить ее планы.
Каждый шаг будет сопряжен с трудностями. Первые уже возникли; как добраться до Лондона. Пешком туда не пойдешь, даже зная дорогу. Если бы ей удалось достать лошадь, она могла бы добраться до Лондона, но там понадобились бы конюшня и корм для лошади, да и по дороге ее надо кормить. Ей надо попасть на первую железнодорожную станцию, а там она сядет в поезд. Это будет ее первым правильным решением.
Другим препятствием к осуществлению ее планов был немаловажный вопрос: деньги. Не важно, каким способом она решит добраться до Лондона, это все равно не удастся сделать без денег. Чем безопаснее и удобнее будет ее путь, тем больше потребуется ей денег. Она отлично отдавала себе отчет в том, что, как только выйдет за ворота поместья, они тут же понадобятся ей, а у нее не было ни фартинга.
Ум ее лихорадочно работал, пока она мерила шагами комнату. Возможно, она ужасно возбуждена и сначала ей все почудилось, но она услышала рыдания – где-то в доме плакала женщина. Это были душераздирающие рыдания, полные безнадежности и отчаяния.
Констанс подумала, что плачет кто-то из прислуги, она была уверена, это плачет молодая женщина. Однако комнаты прислуги были далеко отсюда, в другом крыле, и оттуда никак не могут долететь какие-либо звуки.
Вдруг в голову пришла дикая мысль о привидениях. Возможно, призрак далекой пленницы этих ничего не прощающих древних стен или чей-то скорбный дух велит ей немедленно покинуть замок, пока она сама не стала неприкаянной душой без всякой надежды ей в настоящем, ни в будущем.
– Глупости! – решительно сказала себе Констанс.
Плач продолжался, но она постаралась не замечать его, отчасти из здравого смысла, но скорее всего из страха. Она сама может в любую минуту разрыдаться в три ручья и присоединиться к неизвестной бедняжке.
Открывая ящики комода и все еще ломая голову, как достать деньги, Констанс раскладывала белье на кровати. Она вдруг вспомнила, что у нее нет ни сумки, ни саквояжа, куда бы уложить вещи. В Сандринхем она ездила в экипаже с сундуками и слугами. Единственное, что она в состоянии унести сейчас с собой, – это ведерко, подарок герцога, и бюро матери.
В дверь вдруг постучали. После секундного колебания Констанс открыла ее.
Перед ней стояла Виола в легком ночном пеньюаре. В руках у нее была свеча. Ее нос покраснел, глаза были полны слез.
Тайна ночных рыданий раскрылась. Очевидно, лицо Констанс выражало неподдельное изумление.
– Я не собираюсь пугать вас, мисс Ллойд, – прошептала Виола. – Но разрешите мне войти и поговорить с вами.
Констанс молча кивнула. Все это оказалось настолько неожиданным, что, растерявшись, она уже позволила этой женщине войти в ее комнату.
Не дожидаясь ответа, Виола закрыла за собой дверь. Взор ее тут же остановился на кровати и разбросанных вещах.
– Вы собираетесь уезжать, мисс Ллойд? – спросила она, ставя свечу на комод и не отрывая вопросительного взгляда от Констанс.
– Нет-нет. Просто я… – Констанс, сбившись, не договорила фразу.
Виола вздохнула.
– Простите меня. – Она на мгновение закрыла глаза. – У меня, кажется, вошло в привычку быть грубой. Что-то в этом доме способствует тому, что я становлюсь просто невыносимой. Я даже сама себе неприятна. Все это, конечно, создает немало, скажем так, осложнений.