Они расселись по разным скамейкам, и начали называть свои имена в подносимый Лекой микрофон.
Когда она подошла к Игорю, сидевшему третим на детдомовской скамье, он вдруг улыбнулся и подмигнул ей.
– Итак, – сказала она, когда представление спортсменов было окончено, – начинаем открытие первых зимних олимпийских игр!
Первыми на открытии выступили девочки из старшей группы – они в русских-народных нарядах сплясали веселый танец. Затем дети из младшей читали стихи. Маша спела песню, а маленький Кирюша показал брейк-денс.
Каждого артиста зрители встречали и провожали аплодисментами, а когда один из ребят внес в зал импровизированный олимпийский огонь в виде электического факела, зал просто взорвался.
В первый день соревнований было решено устроить командный забег на лыжах. Все – и зрители, и участники, одевшись, высыпали во двор, но тут Лека преподнесла всем сюрприз.
– Поскольку наши игры, безусловно, являются дружескими, – сказала она, стоя с судейским свистком, – то команды будут сборными. Делиться будем честно: я отвернусь, каждый из участников будет подходить и хлопать меня по плечу, а я рукой буду показывать, в какую команду он попадает. Только предупреждаю – не бейте слишком сильно, если не хотите остаться без судьи.
Громкий хохот был ей ответом.
– А если я не хочу с детдомовскими в одной команде?
Лека обернулась на голос, и посмотрела на высокого мальчишку в белой шапке и лыжном костюме. Он стоял, независимо отставив ногу и ухмыляясь, видимо довольный произведенным эффектом.
– Тогда ты можешь войти в третью команду, состоящую из тебя одного, – тихо, чтобы слышал только он, сказала она, – едва ли кто-то захочет присоединиться к человеку, не уважающему товарищей.
Улыбку с мальчишки как водой смыло.
– Как тебя зовут? – Спросила Лека.
– Славой, – нехотя ответил он.
– Слава имел ввиду, что не хочет быть рядовым участником сборной команды, а предлагает себя на роль капитана, – громко объявила Лека, – думаю, мы предоставим ему такую возможность.
После этого проблем с распределением не возникло. Пока делились на команды, пока раздавали и надевали лыжи, Леку не покидало ощущение, словно за ней кто-то пристально наблюдает. Но сколько бы она ни оборачивалась, наблюдателя засечь не удавалось.
Первый день соревнований прошел интересно и спокойно – победила сборная команда, капитаном которой стал Игорь, но Славина команда не теряла надежды отыграться. Лека и Аллочка искренне радовались, наблюдая, как запросто общаются между собой детдомовские и местные дети, поедая после забега печенье и запивая его газировкой.
С песнями и весельем хозяева проводили гостей до ворот и отправились отдыхать.
Лека и Аллочка, предоставив уборщицам возможность вымыть актовый зал, заперлись в учительской, чтобы обсудить детали второго дня соревнований. Ожидалось перетягивание каната на льду и фигурное катание.
– Я просто боюсь, как бы они себе лбы не поразбивали, – волновалась Аллочка, – давай может посыплем дорожку песком?
– Тогда это уже не будет перетягиванием каната на льду! – Возмущалась Лека.
– Но ты же не хочешь травм!
Травм Лека не хотела, и потому на следующий день все зрители покатывались от хохота, когда на лед вышли участники соревнований, с ног до головы наряженные в защиту местной хоккейной команды. Особенно красовались капитаны во вратарских ботинках.
На этот раз с перевесом в два очка выиграла команда Славы, и счет сравнялся. Фигурное катание было скорее показательным выступлением, и потому все с нетерпением ждали третьего – решающего – дня соревнований.
Но жизнь внесла свои коррективы, и совершенно неожиданно с самого утра в детском доме разгорелся скандал.
Все началось с того, что Леку разбудила вбежавшая, вся в слезах, в комнату Маша. Из сбивчивых рыданий девочки стало понятно, что она проснулась утром и решила надеть подаренные Лекой сережки, но – вот беда – сережек на месте не оказалось.
– Маш, подожди, – успокаивала Лека, спешно одеваясь, – может быть, ты их просто в другое место положила?
– Я их всегда кладу только в шкатууулкуууу, – рыдала Маша, – их кто-то украл!
Такие случаи у них уже бывали. Но случались они только после прихода новеньких – красть у своих никто из долго проживших в детском доме не стал бы.
Лека даже застонала про себя, предвидя новый виток международного конфликта – и вчера, и позавчера ребята приглашали гостей в свои комнаты, и подозрение безусловно падет в первую очередь на них.
– Идем, – велела она, натянув, наконец, джинсы, – поищем еще.
Она не теряла надежды, но – увы – поиски успехом не увенчались. Приходилось признать: сережки и правда украли.
По уставу детского дома, о таких случаях следовало немедленно сообщать директрисе. И, как Леке ни хотелось этого делать, пришлось поступить именно так.
Валентина Михайловна поговорила с Машей и велела шум не поднимать, дождаться окончания соревнований, но тут воспротивилась Лека.
– Валентина Михайловна, – возмутилась она, – вы же знаете, что через час об этом будет знать весь дом. Как вы думаете, с каким настроением дети будут праздновать? Давайте перенесем соревнования на завтра, и разберемся с этим делом сейчас же.
– Лена, а как вы собираетесь сейчас же с ним разбираться? – Удивилась директриса. – Совершенно очевидно, что факт кражи совершен гостями. Это нужно милицию вызывать, и разбираться с ними – и это, по-вашему, не испортит праздник?
– А что, если это кто-то из наших? – Спросила Лека. – Маша и девочки никого не приводили к себе в комнату, они это единогласно подтверждают.
– И как вы собираетесь искать вора?
– Для начала поговорю со старшими детьми. Может, он признается сам.
Конечно, надежды на это было очень мало, но Лека все равно надеялась. Ее разбивала злость на человека, из-за которого срывалось такое удачное и затратное по силам мероприятие.
Через полчаса она собрала в комнате девочек всю старшую группу и прямо задала вопрос:
– Кто это сделал?
Молчание было ей ответом. Мальчики смотрели в пол, девочки отводили глаза.
– Вы знаете, кто, – догадалась Лека, – но играете в свои игры «умру, но не выдам». Детский сад какой-то, честное слово. Я думала, вы уже взрослые ребята, а вы, оказывается, еще не доросли до того, чтобы с вами нормально разговаривали.
Злость выливалась из нее через край, расплескиваясь повсюду. Глаза горели, когда она одного за другим осматривала с ног до головы детей из своей группы.
И когда дошло до Романа Харькова, все и произошло.
– Я знаю, кто это, – сказал он, – не точно, но… Больше некому.
– Ну? – Рявкнула Лека.
– Он.
Она проследила взглядом за его указывающей рукой, и почувствовала, как заболело вдруг тяжелой болью сердце и застучала кровь в висках. Рука указывала на Игоря.
А самым ужасным было то, что сам Игорь молчал – не кидался на Рому с кулаками, и не опровергал обвинений. Просто молчал, глядя в пол.
– Он раньше был вором, – нехотя продолжил Роман, – он сам мне признался. Его к нам отправили из детской колонии, где он сидел за воровство.
Лека посмотрела на Игоря, тщетно пытаясь поймать его взгляд, и сказала:
– Это еще ничего не доказывает.
– Но больше некому, – зашумели наперебой дети, – местных тут не было, а мы бы не стали.
– Да, мы бы не стали!
– Если он и раньше воровал, ему ничего не стоит…
– Да кто еще! Конечно!
– Пусть он сам скажет!
– Молчать! – Рявкнула Лека, доведенная до крайности в своей злости. – Каждый из вас раньше не умел вытирать себе попу, но это не значит, что теперь каждые грязные трусы в прачечной принадлежат вам, так?
Несколько неуверенных смешков были ей ответом.
– Игорь! – Продолжила она. – Посмотри на меня и скажи, это ты сделал?
Он поднял глаза и глянул на нее потухшим взглядом.
– Нет.
Секунду они смотрели друг на друга, а потом Лека сказала спокойно и внятно:
– Я тебе верю.
Повернулась к остальным детям:
– А вы ведете себя подло. Вместо того, чтобы искать вора, готовы навешать всех собак на того, кого давно знаете.
– Откуда мы знаем? – Возмутился Рома. – Он же нам врал! Если бы он сразу сказал про колонию…
– Ну, как минимум тебе он сказал, – возразила Лека, – и ты тут же обвинил его в воровстве. Может быть, именно поэтому он не говорил так долго? Может быть, именно поэтому он не сказал остальным?
Стыдливое молчание было ей ответом. Дети избегали смотреть друг на друга, а Маша снова разрыдалась.
И вдруг Леку осенило.
– Маш, – сказала она, положив руку девочке на плечо, – скажи честно. Они правда пропали?
Новый взрыв рыданий был ей ответом. Дети заволновались, зашевелились. И постепенно выяснилась правда.
Конечно, они никуда не пропадали, эти сережки. Маша, которой не дали петь песню на закрытии игр, обиделась, и решила, что раз так – закрытия не будет вовсе. Но она и предположить не могла, что все пойдет вот так, и в краже обвинят Игоря. Надеялась спихнуть все на местных, а потом «случайно» найти сережки где-нибудь во дворе.