Тоня смотрела мне прямо в глаза. (Ох уж этот ее все понимающий взгляд, он прожигал меня насквозь!).
– Хорошо, – наконец после довольно долгой паузы сказала она, когда я уже не надеялся на положительный ответ. В голосе ее чувствовалось напряжение, словно девушка согласилась на что-то недостойное. – В понедельник я буду свободна…
– Где… как я смогу тебя найти? – спросил я еле слышно, еще не веря в удачу; моя ладонь, которой я еще секунду назад хотел накрыть ее руку, замерев на полпути, повисла в воздухе.
– Если тебе будет удобно, я приду прямо сюда, – потупив взгляд, добавила она…
– Я?.. Мне?.. Да конечно же… Так будет удобно нам обоим! – я проговорил это еле слышно, хотя мне хотелось кричать во весь голос; при этом я мгновенно почувствовал, как разливается во мне сладостное волнение, как это бывает от начинающих сбываться фантазий.
Антонина встала из-за стола и, позвав Любу, шепнула ей что-то на ухо. Девушки стали собираться и вскоре, сухо попрощавшись, ушли, даже проводить себя не позволили…
Вся последующая неделя прошла у меня в лихорадочных сборах: с первого же дня я, словно ненормальный, носился по городу в поисках какого-нибудь организованного отдыха, пока не сообразил зайти в стройтрест и договориться там о путевках – сам управляющий мне с удовольствием помог: позвонил своему профсоюзному деятелю и попросил посодействовать.
И вот у меня на руках две путевки в Коблево! На четырнадцать дней! Я даже не знал толком, где это место находится, главное – у Черного моря и недалеко от любимой мною Одессы.
В понедельник со спортивной сумкой через плечо, где лежали мои немногочисленные вещи, купальные принадлежности и драгоценные путевки, я появился около бара еще до прихода Кондрата.
А через час после открытия бара пришла Тоня. Она была в летнем сарафане, замечательно подчеркивающем ее великолепную фигуру, в руках небольшая спортивная сумка. Я молча взял из ее рук сумку, и отнес в подсобку бара, после чего вернулся к Тоне.
В этот вечер я ни на минуту не оставлял ее одну: я ухаживал за девушкой, смешил, веселил и развлекал ее, я был, что называется, в ударе – мне хотелось, чтобы Тоня поскорее ко мне привыкла, потому что, казалось, она еще может передумать, сбежать от меня, исчезнуть; мне даже хотелось, если бы это было возможно, запрятать ее, так же как сумку, куда-нибудь подальше.
Кондрат, тоже пребывавший в этот день в хорошем настроении, много шутил, острил и говорил Тоне вполне заслуженные ею комплименты. Антонина, окруженная нашей заботой и вниманием, была мила, забавна и весела; мы выпили много шампанского, и к ночи мне уже казалось, что я знаком с этой девушкой много лет – так хорошо мне было рядом с ней…
– Знаешь, – сказал мне Кондрат, выбрав минутку, когда мы с ним остались наедине. – Эта твоя Тоня далеко не дурочка и она тебя вычислила.
– В смысле?.
– Ну, она прекрасно понимает, что ты ее не любишь, а просто играешь в любовь, и тем самым обманываешь ее.
– Это неважно, брат, – перебил его я. – Мы с ней оба взрослые люди. Вся наша жизнь, как ты знаешь – игра, все играют до какого-то момента. Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, и кончается тем, что он обманывает другого, об этом еще древние философы и драматурги говорили. Лично для меня на этом этапе главное – обаять и хоть немного влюбить ее в себя, а там… не знаю… короче, будет видно…
– Ну, чего-чего, а обаяния у тебя не отнять, согласен, – сдался он.
– А все остальное, – бодро добавил я, – приложится. Может быть, когда-нибудь позднее.
Оставалось всего несколько часов до отправления автобуса, который ранним утром должен был отвезти нас в Одессу, когда мы с Тоней пришли на квартиру Кондрата, расположенную неподалеку от ресторана, – мой товарищ милостиво уступил нам ее на ночь…
Я постелил постель и нырнул под одеяло; Тоня, стоя у окна, все еще медлила и не раздевалась, делая вид, будто обозревает виды за окном.
– Иди, иди же скорей в постельку, мой Тоник! – позвал я ее. – У нас, раз уж ты этого хочешь, этой ночью будет чисто платоническая любовь. Будем спать как детки.
– Скажи мне, Савва, ведь в вашем окружении есть множество молоденьких и хорошеньких девушек, почему именно я? – подойдя к кровати и скрестив руки на груди, спросила она. – Наверняка, многие из них просто мечтают быть рядом с тобой или хотя бы разок отдаться тебе.
– Любишь комплименты? – спросил я усмехнувшись. – Да, вокруг нас вертится множество девушек и женщин. Но ты – красивая, взрослая и самодостаточная женщина. Это раз. Ты, как это ни банально звучит – не такая как все, а именно – в моем вкусе. Это два. И вообще, как человек гордый, я стараюсь выбирать женщин сам, а не быть с теми, кому я приглянусь на ночь, или же с той, которая ко мне на первый же свист прибежит. Это три. – Я протянул ей руку. – Вот потому-то мы сейчас здесь с тобой вместе.
Тоня, отступив назад и прячась за дверцей шкафа, разделась очень медленно, затем шагнула к дивану – она была в ночнушке; я вновь протянул ей руку, но она бочком, стесняясь, обошла диван и полезла в постель с противоположной стороны..
Я придвинулся к ней вплотную, обнял ее, вздрагивающую то ли от прохлады, проникающей в открытую форточку, то ли от чего-то еще, и, подоткнув со всех сторон тонкое одеяло, прошептал, фальшиво вздыхая:
– Спи спокойно, девочка моя, у нас с тобой впереди еще целых две недели…
В тот момент, когда Антонина согласилась ехать со мной к морю, я почти физически ощутил, что это решение далось ей нелегко, поэтому сегодня решил пощадить ее самолюбие. Возможно также, думал я, мне просто повезло, и она решилась на этот шаг только потому, чтобы сделать назло своему председателю, как знать. Да и, честно говоря, не волнуют меня все эти нюансы, наплевать. Главное, она сейчас здесь, рядом со мной, и лишь одно осознание этого уже через край переполняло меня жеребячьим восторгом.
Надо сказать, что этой ночью я каждые полчаса просыпался, убеждался в том, что Антонина все еще рядом со мной, никуда не исчезла, нежно обнимал девушку и вновь засыпал..
На следующий день с раннего утра и до самого полудня мы добирались, трясясь в автобусе до Одессы, болтая без умолку всю дорогу, не замечая ни времени, ни окружающих нас людей, а под конец пути Тоня сомлела и задремала, доверчиво опустив свою прекрасную головку мне на плечо, а я бережно поддерживал ее, и во мне просыпалась нежность к этой вчера еще совершенно чужой женщине…
Прибыв на Одесский автовокзал, мы взяли такси и поехали обедать в ресторан «Красный» – к этому времени от голода кишки в моем животе, казалось, друг дружке кукиши вертели. Не знаю, почему у ресторана такое название, вероятно, историческое, и своим появлением обязано очередному приходу красных в Одессу столько-то лет тому назад, но кабак этот и в самом деле довольно приличный.
После обеда в милой и приятной обстановке я, разомлев от еды и от предчувствия скорого удовлетворения своей почти годовой страсти, нежно поддерживая Тоню под руку, подошел к таксистам; ждать автобуса, который должен был отправляться на Коблево то ли через три, то ли через четыре часа, у меня уже не было ни сил, ни желания. Таксисты запросили круто – 80 рублей, – но что вы хотите, это же Одесса!
Поэтому, пока я стоял, соображая, в задумчивости поглядывая на таксистов, а один из них приблизился и еле слышно шепнул мне на ухо: «полста», я ни секунды больше не раздумывая, согласился, и вскоре мы уже неслись в резвом «жигуленке» через весь город в сторону Коблево, которое, кстати, оказалось гораздо дальше от Одессы, чем я предполагал, и вообще находилось черте где – нет, все у того же Черного моря, но уже, почему-то, на территории Николаевской области…
Глава вторая
Коблево – кобелево.Санаторный корпус, адрес которого был обозначен в наших путевках, оказался современным зданием в пять этажей с милым молдавским названием «Бусуйок», из чего мы уяснили себе, что здесь можем чувствовать себя так, словно и не покидали Молдавию, – позже выяснилось, что этот небольшой участок украинского морского побережья относился по договору между братскими республиками к МССР…
Мы выгрузились из машины и тут же пристроились в небольшую очередь к столу, где велась запись вновь приезжающих: прием производился прямо на улице, в тени здания, и счастливые отпускники, съехавшиеся сюда из самых разных уголков нашей великой страны, растерянно улыбающиеся, возбужденные, говорливые, еще не совсем верящие, что они уже на месте и море – вот оно, совсем рядом, рукой подать, толпились вокруг паспортистки, высокой и статной симпатичной женщины лет тридцати с небольшим, великолепному загару которой мог позавидовать не только любой приезжий, но, пожалуй, и местный житель тоже…