Живут они
Тебе на славу долгие пусть дни,
Ораторы пусть фразы рассыпают,
О здравом смысле пусть забот не знают,
Пусть Каннингапилят за ум, и спит
В том кресле Портланд, где сидел наш Питт !
Теперь прощай, покуда ветр прибрежный
Не натянул мой парус белоснежный.
Брег Африки мой встретит скоро взор,
Кельпэнапротив цепь откроет гор,
Затем луна Стамбула засияет.
Но путь туда корабль мой направляет,
Где красоту впервые мир познал,
Где над громадой величавой скал
Возносит Каффкорону снеговую...
Когда ж я вновь узрю страну родную,
Ничей станок меня не соблазнит ,
Что видел я - дневник мой сохранит.
Пусть светский франт свои заметки с жаром
Печатает, соперничая с Карром ;
За славою пусть гонится Эльджин ,
Ее в обломках ищет Эбердин :
Пусть деньгами сорят они без счета
На статуи лжефидьевой работы
И из своих пускай они дворцов
Устроят рынок древних образцов,
Иные пусть в беседе дилетантской
О башне нам поведают троянской ;
Топографом пусть будет старый Джель,
Хвала ему! Зато моя свирель
Не истерзает вкус ваш прихотливый,
По крайней мере, - прозой кропотливой.
Рассказ спокойно я кончаю свой,
Готовый встретить гнев задетых мной.
Трусливостью позорной не страдая,
Сатиру эту я своей признаю;
Не приписал никто ее другим.
Мой смех знаком на родине иным:
Ведь голос мой вторично уж раздался ,
От слов своих ужель я отпирался?
Так прочь же, прочь, таинственный покров!
Пусть на меня несется стая псов!
Пугать меня - напрасные старанья,
Я не боюсь Мельбурнского оранья ,
Мне ненависть Галламане страшна,
Как Сэма гнев, Голландоважена,
Невинные Джеффрея пистолеты,
Эдиныпылкой дюжие атлеты,
Ее молниеносная печать!
Не так легко со мной им совладать!
Те молодцы в плащах получат то же,
Почувствуют, что их живая кожа
Нежнее, чем резиновая ткань.
Отдам и я, быть может, битве дань,
Но постою, покуда хватит силы.
А были дни, - ни разу не сходила
Язвительность с невинных губ моих,
Ведь желчь потом уж пропитала их!
И не было вокруг меня творенья,
Что б вызвало во мне одно презренье.
Я зачерствел... теперь не тот уж я,
Бесследно юность канула моя;
Я научился думать справедливо
И говорить хоть резко, но правдиво.
Я критика сумею осмеять,
Безжалостно его колесовать
На колесе, что мне он назначает;
Коль целовать мне плетку предлагает
Какой-нибудь трусливый рифмоплет,
Отпор живой он у меня найдет.
Пренебрегать привык я похвалами,
Пускай сидят с нахмуренными лбами
Соперники-поэты. Я бы мог
Теперь свалить из них любого с ног!
Во всеоружье, со спокойным взором,
Бросаю я перчатку мародерам
Шотландии и английским ослам!
Вот что сказать осмелился я вам.
Бесстрастное другие скажут мненье,
Нанесено ль здесь веку оскорбленье;
Пусть в публике стихи мои найдут
Безжалостный, но справедливый суд!..
Д. Г. Н. БАЙРОН
(1788 - 1824)
В 1807 г. вышел в свет первый сборник стихов Байрона - "Часы досуга", на который журнал "Эдинбургское обозрение" поместил недоброжелательную рецензию. Байрон ответил гневной сатирой "Английские барды и шотландские обозреватели" (1809). В этой своей ранней сатире Байрон не только едко высмеял редакторов "Эдинбургского обозрения" за их бездарность и реакционность, но и подверг резкой критике почти все авторитеты литературы романтизма 1800-х годов - Вордсворта, Колриджа, Саути, Мура, Скотта, Льюиса. При всей незрелости многих своих суждений, при явной недооценке значения творчества Вордсворта и Колриджа, Байрон делал шаг вперед в развитии эстетики тем, что решительно отделял искусство от религии. В этом сказались многолетнее увлечение Байрона вольнодумной и атеистической поэзией и философией XVIII столетия, его приверженность к просветительному "разуму".
1 По книге Зарубежная литература XIX века: Романтизм: Хрестоматия историко-литературных материалов. - М.: Высш. шк., 1990, пер. С.