И только раз в неделю собираются подруги по судьбе – поговорить ровными голосами про песочное тесто и зефир в шоколаде.
– Он мне нужен, – сказала я. – Он велел мне быть во вторник на шабаше, вот я и пришла, а его нет. Как мне его теперь найти?
– Ну, этого никто не знает, – ответила она. – Нужно будет – сам появится. Видно, считает, что еще рано. Но раз он велел прийти, значит, мы сами можем помочь. Мы ведь тоже кое-что умеем.
– Он научил?
– Кто же еще! Баба Стася птицей перекидывается. Галина приворотное зелье может сварить, заговор на присушку и отсушку знает. Рената по лицу мастерица, лицо меняет. Женя глаза отводит. Кажется, только что рядом стояла, а вместо нее пятно на обоях мерещится. Или слово слышишь – как будто кто-то другой сказал, кто сейчас вообще за тридевять земель. А это она. Или идет, а тебе кажется, будто это собака идет. Она однажды меня до полусмерти перепугала. Так если что нужно – научим. Это мы охотно.
Я задумалась. Что из этих умений могло мне пригодиться? Приворотное зелье было вроде ни к чему. Отводить глаза? Скорее всего, именно это. Менять лицо? Только вот кому – себе самой, что ли?
– Ну как? Решили? – спросила Анна Анатольевна, берясь двумя руками за тарелку с кремом.
– Птицей, – сказала я.
Вот именно это умение было мне совершенно ни к чему. Ну что я могла в пернатом виде предпринять против того, кого собиралась преследовать?
Но мне так всю жизнь хотелось встать в арабеск, закинуть голову и полететь, что я ни секунды не колебалась.
– Сейчас пришлю бабу Стасю, – пообещала, нисколько не удивившись, Анна Анатольевна и вышла.
Кругленькая баба Стася прямо-таки вкатилась в кухню.
– Перекинуться – это проще всего, – сразу начала она. – На то и перо нам дадено. Только не у всех получается. Аня не может – куда там! А ты… Ты сможешь. Ты способная.
Баба Стася бесцеремонно пригнула мою голову и обшарила пальцами узел волос.
– Ладная кичка, – сказала она, – перышко хорошо держаться будет. Дай-ка мы его засунем поглубже, вот так… Теперь уж не выскользнет.
Я выпрямилась, она оглядела меня с ног до головы и пригорюнилась.
– Ты же еще совсем молоденькая, – жалостливо сообщила мне она. – Может, обойдешься, а? Ведь потом расплачиваться!
– Мне уже есть за что расплачиваться, – сказала я. – Он мне перышком глаза помазал.
– Это ничего, это он простит! – обрадовалась баба Стася. – Он-то добрый. Может, без него разберешься, а?
– Не справлюсь я без него, – и я почти так же развела ладонями, как баба Стася за столом. – Понимаешь, бабушка, больше помочь некому. Те, кто за это деньги получают, не могут мою подругу от беды защитить. А я одна не справлюсь.
– Из-за подруги на это идешь?
– Ну… и из-за подруги, конечно, тоже. Понимаешь, бабушка, за ней какая-то сволочь охотится. Может, маньяк. Если его теперь не поймать, он много чего натворит. Я вот разобраться хочу, зачем ему Соня понадобилась. А вдруг он с Соней расправится и за другую женщину примется, такую же беззащитную? И у нее тоже никого рядом не будет, чтобы помочь?
Объяснила я вроде бы понятно. Баба Стася призадумалась.
– Да, если так, тебя не отговоришь, – и она вздохнула.
– А ты сама, бабушка? Ты как решилась?
– Решишься тут, когда пятеро маленьких и мешок муки на всю зиму. Как не решилась – малые бы с голоду померли. Ну, выжили мы в ту зиму. Не я одна – Шура Адамовичева тоже решилась, померла она десять лет тому.