Они только твердо верили в то, что на небе есть Бог, добрый и справедливый, который из милосердия к бедным матерям, оставившим на земле сирот, позволяет им с неба наблюдать за ними, видеть их и слышать и посылать к ним иногда прекрасных ангелов-хранителей для защиты.
Благодаря наивному заблуждению сироты были уверены, что мать постоянно следит за их поступками, и если они сделают что-нибудь дурное, то это сильно огорчит ее, а их сделает недостойными попечения добрых ангелов.
Этим и ограничивались все религиозные познания Розы и Бланш, впрочем, вполне достаточные для чистых любящих душ.
Ожидая Дагобера, девочки болтали.
Разговор был им очень интересен. Вот уже несколько дней, как у них завелась тайна... важная тайна, заставлявшая биться их девственные сердца, волновавшая юную грудь, заливавшая огнем щеки и заволакивавшая беспокойной и мечтательной томностью нежную синеву глаз.
Роза лежала с краю. Ее округлые руки были закинуты за голову, а лицом она повернулась к Бланш, опиравшейся локтем на изголовье и с улыбкой смотревшей на сестру.
- Ты думаешь, он придет и сегодня ночью, - говорила Роза.
- Да. Ведь он вчера обещал.
- Он такой добрый!.. Он сдержит обещание.
- А как он хорош со своими длинными белокурыми локонами!
- А какое очаровательное имя... Оно так к нему подходит!
- А улыбка какая нежная! Какой нежный голос, когда он говорил, беря нас за руки: "Дети, благословляйте Создателя за то, что Он дал вам единую душу... То, что иные ищут вовне, вы найдете в самих себе".
- "Так как ваши сердца нераздельны", - прибавил он.
- Какое счастье, что мы помним все его слова, сестра!
- Мы ведь так внимательно его слушаем... Знаешь... когда я вижу, как ты его слушаешь, я точно вижу самое себя, милое мое ты зеркальце! проговорила Роза, улыбаясь и целуя сестру в лоб. - И знаешь, когда он говорит, у тебя глаза... т.е. у нас глаза... делаются большие-большие, а губы шевелятся... точно мы за ним про себя повторяем все его слова... Неудивительно, что мы ничего не забываем из того, что он говорит.
- И все, что он говорит, так возвышенно, благородно и великодушно.
- И потом, не правда ли, сестра, во время беседы с ним в голову приходит столько хороших мыслей? Только бы нам не забывать их никогда!
- Будь спокойна... они останутся в наших сердцах, точно птенцы в гнездышке у матери.
- А знаешь, Роза... какое счастье, что он любит нас обеих!
- Да разве могло быть иначе, когда у нас одно сердце!
- Как же можно любить Розу, не любя Бланш!
- Что бы сталось с нелюбимой?
- А потом ему было бы слишком трудно выбирать!
- Мы так друг на друга похожи!
- Вот, чтобы выйти из затруднительного положения, - сказала Роза с улыбкой, - он нас обеих и выбрал...
- Да и не лучше ли так? Он любит нас один... а мы его вдвоем!
- Только бы он не покинул нас до Парижа!
- А в Париже? Пусть он будет и там!
- Непременно с нами... в Париже... будет так приятно быть с ним... и с Дагобером... в этом громадном городе. О, Бланш, как он, должно быть, хорош, Париж!
- Париж? Это, наверно, город из золота!
- Верно, там все счастливы... потому что он так красив!
- Как и войти-то мы туда посмеем, бедные сироты... Как на нас посмотрят?
- Да, это так... но знаешь... раз там все счастливы, то, конечно, все и добры?
- И нас полюбят!..
- Кроме того, с нами будет наш друг... с белокурыми локонами и голубыми глазами.
- А он нам ничего не говорил о Париже.
- Не подумал об этом... надо поговорить с ним сегодня ночью.
- Да, если он будет расположен разговаривать... ты знаешь, ведь он часто любит смотреть на нас молча, пристально вглядываясь в наши глаза...
- Да, и знаешь, в эти минуты его взор напоминает мне взор нашей дорогой мамы!
- А как она-то, верно, счастлива!.. ведь она все видит.
- Еще бы... ведь если он нас так полюбил, то, значит, мы это заслужили?
- Скажите... ах ты хвастунья! - заметила Бланш, весело приглаживая ловкими пальцами волосы сестры, разделенные пробором.