Пока Монбар с отчаянной отвагой пытался высадиться в центре боевого фронта, Морган, Пьер Легран, Польтэ, Александр Железная Рука и Пьер Прямой храбро становились во главе своих самых неустрашимых матросов и после неимоверных усилий также сумели наконец высадиться на берег справа и слева от города.
Тут уж флибустьеры ринулись вперед с неудержимой силой, оттеснили и стали гнать перед собой защитников несчастного Чагреса.
Из общего сражение распалось на множество отдельных стычек; каждая улица, каждый дом были взяты приступом. Ожесточенные битвой испанцы пощады не просили.
Побоище приняло под конец такие колоссальные размеры, что душа содрогалась.
Только к пяти часам вечера, изнемогая от усталости, истощив весь до последней крошки запас пороха и лишь после того, как все солдаты или пали на их глазах, или убили друг друга, предпочитая умереть, нежели сдаться, немногие оставшиеся в живых жители города волей-неволей вынуждены были просить победителей о помиловании. Не мужество изменило этим честным людям, но без пороха и пуль дальнейшая оборона становилась физически невозможна: несчастный город давно уже превратился в груду развалин.
ГЛАВА XIII. Здесь доказывается, что страх — плохой советчик
На асиенде дель-Райо сильно беспокоились. Несмотря на меры, принятые флибустьерами, старавшимися, чтобы экспедиция сохранялась в тайне, истина мало-помалу выходила наружу и становилась известна, так как ничто не может долго оставаться скрытым; разумеется к истине примешивалось много лжи, но тем страшнее она представлялась.
По взятии форта Сан-Лоренсо-де-Чагрес валла-ваоэ понемногу оставляли окрестности асиенды, находя лишним караулить их дольше.
Беженцы из Чагреса и ферм, разбросанных по берегам Сан-Хуана, в страхе бросились на асиенду искать убежища и распространили там своим появлением невыразимый ужас.
Рассказы о неслыханных жестокостях, совершенных флибустьерами, леденили душу. Завладев всеми приморскими городами на протяжении тридцати миль, они сожгли их до основания, пытками добивались от жителей сведений о том, где находятся их богатства, и без милосердия вешали всех испанских солдат, захваченных с оружием в руках.
Несчастные же торговцы и обыватели, которые чудом спаслись от общего избиения, женщины, дети, старики — все были согнаны, словно стадо животных, и разделены между победителями; женщины и девушки подверглись насилиям в тысячу раз ужаснее самой страшной смерти.
Ничто не спаслось от ожесточенного исступления торжествующих врагов.
Когда же все это рассказывалось при отдаленном гудении пушек, громивших Чагрес, и при багровом зареве на горизонте от широко раскинувшегося пожара, каждый крестился, бледнея, и дрожал от страха.
Дон Хесус совсем растерялся. От трусости он совсем потерял голову и бегал взад и вперед без цели, без определенного намерения, складывая в кучи свои богатства, завязывая в тюки брильянты, золото и драгоценности, словом, имея в виду одно: при первой тревоге навьючить все это на мулов и бежать. Но куда бежать? Вопрос этот был затруднительный. С одной стороны, если справедлив был распространившийся слух, что флибустьеры намерены идти в Панаму, асиенда, которая находилась на полдороге к этому городу, неминуемо подвергнется разграблению. Не дожидаться же было их там!
Да и Панама представляла собой не самое надежное убежище для укрытия; флибустьеры наверняка завладеют ею, как остальными городами, которые взяли приступом.
Достойный асиендадо, по натуре своей далеко не герой, жестоко трусил и совсем терялся при неожиданной катастрофе, к которой так внезапно и совершенно против собственной воли оказывался причастным.
Внезапно его осенила счастливая мысль, и он поспешно направился в комнаты дочери.