отворачиваясь, привожу себя в порядок, слыша позади
себя, что и Ник поднялся и застёгивает брюки.
— Мишель, — тихо произносит он, и я зло
оборачиваюсь.
— Что, Мишель? — шиплю я. — Ты офигел совсем! Ты
трахнул меня в туалете, как какую-то шлюху, и я это
позволила!
Я несильно толкаю его в грудь, и он поджимает губы.
Но мне плевать на его чувства, потому что я снова
ощущаю себя использованной.
— Ненавижу тебя, Холд! Ненавижу настолько сильно, что мне хочется ударить тебя, — яростно заявляю я.
— Это не новость, — хмыкает он. — Я привык к
ненависти, для меня это не ново. Только вот ты не
шлюха, ты моя женщина, и я беру тебя не против
твоей воли. Ты сама хочешь меня, только боишься
этого. Я не желаю слышать таких слов о тебе.
— Да, я боюсь, потому что ты честно признался мне, что тебе нужно только трахать меня и всё, не больше.
Ты считаешь это приятно знать? — кривлюсь я, испытывая щемящую боль внутри и сжимающееся
горло от потока обиды.
Он запускает пальцы в свои волосы и поднимает их, громко вздыхая и смотря на меня, хмуря брови. Меня
колотит изнутри от осознания, что я натворила.
Насколько сильно я влюблена в него, что стою тут и
жду каких-то объяснений.
— Мишель, — громкий голос за дверью, и я
вздрагиваю, страх теперь сковывает моё сердце, и я
смотрю на Ника, который показывает глазами
ответить.
— Да...да, — произношу я, прочищая горло.
— Ты как? Все волнуются, — говорит Амалия.
— Всё хорошо...просто живот прихватило, не говори
никому. Я сейчас, — вру я, не сводя глаз с Ника.
— Ладно, может, тебе что-то принести? — спрашивает
девушка.
— Нет, спасибо. Всё уже хорошо, видно, отравилась, — и новая ложь срывается с моего языка, и я
кривлюсь.
— Тогда мы ждём тебя, — бросает она, и я слышу
удаляющиеся шаги за дверью.
— Не смей больше так делать, иначе я тебе
выцарапаю глаза, — я угрожающе выставляю
указательный палец и тыкаю в него, разворачиваясь, чтобы выйти.
— Подожди, Мишель, — говорит он и вкладывает в
мою руку что-то мягкое, и я удивлённо перевожу на
неё взгляд.
— Надень, я не хочу, чтобы ты ходила голой.
Я вздыхаю и усмехаюсь на его предусмотрительность.
Трусики. Он прихватил с собой обычные шелковые
трусики, потому что наверняка знал мою реакцию и от
этого становится с каждым ударом сердца тяжелее
внутри.
Я быстро натягиваю их и отворачиваюсь, щёлкая
замком и нажимая на ручку.
— Мишель, ты должна знать, что я иногда говорю не
то что должен, а то, что привык. Но ты другая, дай мне
шанс, хотя бы ненадолго забери меня с собой, — тихо
произносит он, но я с силой толкаю дверь, чтобы
выбежать из этого ада. Его ада, куда он меня вовлёк.
Я боюсь сдаться и подчиниться ему полностью, телом
и разумом. Это катастрофическая зависимость
оглушает меня, не даёт дышать и заставляет
чувствовать его ближе.
Непозволительная роскошь сказать ему «да», но как
мне поступить дальше, я не понимаю. Я хочу его
полностью, и не верю ему. Но ничего не поделать с
этим дьявольским притяжением.
Difference
Никогда не чувствовала себя настолько грязной, как
сейчас. Оборвать. Мне требуются силы, чтобы
оторваться от Ника. Да, я признаю, я влюблена в секс
с ним. Он первый, единственный и точно
неповторимый. Но все это омерзительно, настолько, что не я его, а он меня окунает головой в эту гниль. И
вокруг меня все окрашивается во мрак.
Его чернота. Его шоколад. Горечь. Во мне живёт
одна горечь и ненависть к самой себе.
Почему все мои разумные мысли отключаются, когда он трогает меня, говорит эти, точно бьющие по
моей броне, слова. А поцелуй? И как мне пережить
это? Он трахал меня, именно трахал, как бездушную
куклу. А мне было все равно, лишь бы достичь пика, ощутить его в себе, упиваться его ароматом и плыть.
Что он делает со мной? Что я позволяю ему делать?
Я иду к нашему столику, а мои ноги дрожат. До сих
пор я ощущаю его внутри себя. Это наваждение
застревает неприятным комком в горле и не даёт
сглотнуть его. А только знать, что я только делала, и
мне это понравилось.
Как только я подхожу к нашей компании, разговоры
прекращаются, и всё внимание направлено на меня. Я
ёжусь под такими пристальными взглядами и замечаю, что Тейра и Амалия поменялись местами, и теперь
сестра Марка сидит справа от меня.
— Милая, все хорошо? — заботливо интересуется
мама, и я киваю, опускаясь на стул.
Нет, у меня ничего хорошего сейчас не происходит.
Только моё падение, открытое и убивающее мою
душу.
У меня нет желания продолжать светскую беседу, мне требуется уединение. Я должна подумать, решить
для себя, в конце концов, что я хочу. И держаться
выбранной стратегии.
— Что с тобой было? — вполголоса спрашивает
Марк, а Амалия придвигается ближе ко мне, чтобы
расслышать ответ.
— Реакция на пищу в кафетерии университета, — лгу я и даже не краснею от такой подробности
организма.
— И ты тоже скоро ощутишь это, — я наигранно
весело улыбаюсь и поворачиваюсь к девушке, на что
она прыскает от смеха.
— О, да, с понедельника я иду в твой универ, — Амалия кривится, и ей явно не по душе такая смена
обстановки.
— Какой факультет? — интересуюсь я, надеясь на
то, что это мой и хотя бы тут жизнь ко мне будет
благосклонна.
— Архитектура, — мои надежды с треском
рушатся, и я вздыхаю.
— Понятно, — бормочу я и беру бокал уже с водой, отпивая, и качаю головой на внутренние рассуждения.
— Какие последние сплетни? — хитро спрашивает
Амалия.
— Не знаю, я не слежу за этим, мне не интересно, — пожимаю я плечами.
— Да ладно? — усмехается Марк и я поворачиваю
голову к нему, ставя стакан обратно на стол.
— А что в этом удивительного? — интересуюсь я.
— Твой отец рассказал нам, как ты ходишь везде и
всегда в центре внимания. Вечеринки. Светские
мероприятия. Ты принцесса тут, — хмыкает парень, а
мои брови ползут вверх.
— Бред. Если я хожу куда-то, то стараюсь
побыстрее оттуда свалить. Терпеть не могу всю эту
мишуру, и в последнее время моё
времяпрепровождение — дом и университет.
Растеряла всех друзей, — делюсь я, а ребята
переглядываются друг с другом, ведя бессловесный
диалог.
— Значит, мы подружимся, — делает вывод
девушка, и я улыбаюсь ей.
— Это было бы здорово, — с улыбкой отвечаю я
ей.
— А почему ты растеряла всех друзей? — спрашивает Марк и задумчиво теребит ножку бокала, не смотря на меня.
— Мой парень оказался полным мудаком, устроил
сцену ревности в университете, пытаясь заплатить
мне за секс. Подруга...тут всё сложно. Она сказала
мне те вещи, которые не должна была даже
вспоминать. А потом пыталась загладить свою вину, объясняя мне, что она соврала, чтобы уязвить меня. Я
не прощаю такое...не сейчас, по крайней мере, — честно отвечаю я, хотя внутри меня до сих пор сидит
ощущение того, что я лгунья. Беспросветная, извращённая врушка.
— А говоришь сплетней нет, — хихикает Амалия.
— Папа сказал, что ты, Марк, нашёл работу. Где?
— я перевожу тему и обращаюсь к парню.
— Royal банк, — бросает он, и заметно, что он не
желает развивать дальше мысли и впечатления.
— Мой братец полностью застрял в карьере, с ним
неимоверно скучно. Приходит домой и ложится спать, никакого разнообразия, — жалуется на него Амалия.
— Ну, уж прости, что я отгулял своё и хочу жить
самостоятельно, — язвительно произносит Марк, а его
сестра показывает ему язык.
— Когда же ты гулял? Ты учился, учился и ещё раз
утопал в знаниях, как крот в норе, — продолжает
Амалия, и я чувствую себя между двух огней.
— Заткнись уже, достала. А ты сидишь у себя в
комнате и только рисуешь, тоже не особо-то и весело, рыжая, — фыркает Марк.
— Всё, брейк, — я поднимаю руки, останавливая
новую фразу от Амалии.
— Прости, Мишель, моя сестра не умеет держать
язык за зубами, — говорит Марк.
— Прости, Миша, я же могу тебя так называть, да?
— я киваю, и она продолжает: — Так вот, прости, Миша, мой брат слишком повяз в своей идеальной
раковине и забыл, что такое жизнь. Весело у нас всё, да?
— Амалия...
— Ребят, да хватит уже. У всех свои